ИЗОБРЕТАТЕЛЬ

ПродолжениЕ

фантастически-юмористический роман

Краткое изложение первой книги.

Молодой человек, изобретатель Прохор Петрович Клюев, вынужден уехать из родного города в одну из захудалых деревушек и стать постояльцем простого деревенского холостяка Михаила Ромашкина.
Внезапно осененный своей новой научной идеей, Клюев поднимает в небо дом Ромашкина, вместе с хозяином и его собакой. Чуть позже к компании присоединяется незваная гостья, Лена - продавщица макаронных, хлебобулочных, винно-водочных и прочих изделий. Прохор красит дом неким веществом, которое может делать невидимым практически всё, что угодно.
Всё это время за изобретателем следит детектив Фёдор Борзов, нанятый страшным человеком, Сухаревым Сидором Сергеевичем, не имеющем никакого понятия о существовании такого понятия, как «гуманность».
Компания изобретателя держит курс на остров бананового магната, чтобы осуществить план продажи «летающего дома» хозяину этого острова.
Ряд обстоятельств, в частности потеря гравитации, ослабляет хватку Сидора Сергеевича, и на остров бананового магната Прохор Клюев и его друзья добираются уже без преследователей.
Банановый магнат оказался отцом изобретателя, считавшимся погибшим. Он был учёный, профессор-биолог и т.п. много чем занимался на своём острове, и даже умудрялся поставлять бананы на другие обитаемые планеты. Прохор не мог этим не заинтересоваться. В один из космических полётов астронавты случайно оказались на планете Дивия, где попали в тюрьму для пришельцев. Потом был побег изобретателя из тюрьмы, при помощи одной странной особы, встреча с инопланетными жителями, их миром, культурой. Далее последовало освобождение профессора и остальных узников, небольшая революция на Дивии, возвращение на Землю, обретение изобретателем родной матери, и, наконец, любви, в виде инопланетянки.

Предисловие автора.

Если в былые века достаточно было уметь мало-мальски грамотно излагать собственные, или же чужие мысли, то теперь, чтобы тебя кто-нибудь услышал, требуется вывернуться наизнанку, вылезти вон из кожи!
– Эй-е-ей, ау-у-у, читатель! – надрывается горемычный «летописец», стуча всей увесистостью своего жалкого пёрышка. Брызгая чернилами и марая всю округу кляксами, взывает он изнутри исписанного листа своей книжонки, хоть к какой-то живой душе. - Помоги! Не дай заблудится моим великим трудам в безызвестности и безысходности!
Но только эхо, заунывным воем отвечает этому несчастнейшему из смертных.
Всё труднее и труднее в наши дни становится писать интересные «вещи». Удивлять уже нечем. Технический прогресс, по прозвищу «интернет», заполнил собою всё вокруг, заливая информационным потоком людское сознание (или то, что таковым считается), как паводок заливает всю округу. Любую мысль, что автор того или иного повествования отважится передать на бумаге, тут же можно проверить на достоверность, на качество смысловой нагрузки и прочие составные элементы в бесконечной сети мировой информации. Тайны, которые веками таили внутри себя многостраничные книги, и до которых можно было добраться только через многочасовой труд, сейчас развешены по страницам сайтов в виде цитат и практически не представляют собой объекта для большого интереса, так как уже не являются тайнами, и не требуют от читателя трудоёмкой читательской любознательности.
И что же делать бедному современному писателю? Отречься от смысла своей жизни? Сломать печатную машину в своей голове? Бросить любимых героев на произвол судьбы? Любимые герои…
Плох тот писатель, который не живёт жизнью своих героев, не просыпается с ними поутру в одном шалаше, не мокнет под дождём, не охотится на мамонта, не давится куском сырого мяса, трапезничая с ними с одного ножа, не переживает их беды и радости, не служит им надеждой и защитой.
Любимые герои…
Родившись однажды на белом листе бумаги, воплощённые человеческой мыслью, они навсегда оставили глубокий след в сердце писателя. Да что там след! Они просто истоптали его сердце вдоль и поперёк, вольно и невольно путешествуя по нему, как по необъятному простору.
Они зовут вернуться в их мир. Они живут верой в новые странствия.
Приключения должны продолжаться!

Самара. Ноябрь 2013 г.

1

Утреннее солнце нежно ласкало морду спящей собаки, наполовину высунутую из будки. На острове было всегда тепло, и имелась возможность ночевать где угодно (ошейник с цепью давно уже не давил на мохнатую шею четвероногого друга человека, поскольку отсутствовал), но Бим своей собачьей душой так привязался к своему собачьему дому, что предпочитал его любому другому, даже самому мягкому уголку той или иной вселенной.
Уже четыре года и два с половиной месяца Ромашкин не видел Клюева-младшего. Как и остальные островитяне, живущие под опекой бананового магната, Михаил со своей женой Еленой с радостью принимали участие в размеренной жизни острова и росли нравственно и духовно. Грустить по поводу разлуки со своим другом и наставником, изобретателем Прохором, у семейной четы Ромашкиных не было ни повода, ни желания. Три года назад Елена родила мальчика, которого сразу назвали Сашей, в честь известного Русского классика (а может и не поэтому), а ещё через полтора года осчастливила любящего мужа двойняшками – сыном и дочкой – Геной и Дашей.
Пётр Данилович в свою очередь не забывал передавать Прохору и Алайе от Миши и Лены многочисленные подарки в виде банок с солёными патиссонами и банановым вареньем, когда по праздникам, транзитом, отправлял на Дивию очередную посылку с гостинцами.

Ах, как жаль того, кто ни разу не был на Дивии! А если и был, возможно, не в то время, что описано здесь, а в своём далёком будущем, в котором космолёты новых поколений с лёгкостью стали перемещаться в любые уголки любых галактик.
В те дни, когда на Земле, да и на большинстве других планет (о жизни на которых земляне могли иногда догадываться), о перемещении в реальном пространстве без пропеллера и иных «допотопных» дополнений ещё только мечтали, на Дивии прекрасно были развиты полёты при помощи магнитных волн и квантовых двигателей.
Немало новшеств, в сфере технического прогресса, появилось на Дивии благодаря и Прохору Петровичу Клюеву. Где только не были задействованы его разработки в области антигравитационной механики. До полной идиллии, конечно, было ещё далеко, но жизнь на Дивии шла своим размерено-уверенным шагом, всё выше и выше, без лишнего шума, без ненужной возни, и без каких-либо прочих нелепостей.
Прохор всё это время был полностью поглощён своей женой и своим ребёнком. Мальчик рос довольно быстро. В свои три с половиной счастливо прожитых года (конечно, по земному летоисчислению) он умел не только читать, писать (и ударение в последнем слове следует ставить на втором слоге!), и управлять летающей чашкой, но ещё и обыгрывать в Дивийские «шахматы» самого старину Синха, что удивляло даже его секретаршу. Алайа была, как говорится, на седьмом небе от счастья, приносимого ей самыми близкими её людьми.
Вечерами Прохор с удовольствием рассказывал синеволосому Филемону (именно так, после некоторых раздумий, назвала сына Алайа, хотя, землянин настаивал, чтобы сына назвали Филантроп*) о далёкой, невидимой с Дивийской земли планете, на которой он родился, вырос, и научился пониманию таких замечательных вещей, как физика, химия, математика и геометрия.
– Я бы хотел полететь на твою планету, – говорил сын Прохора. – Но, боюсь, меня мама пока не пустит. Скажет, что я ещё не совсем взрослый ребёнок.
– Обещаю, мы обязательно полетим на Землю, в гости к людям.
– Когда? – оживлялся малыш. – Завтра?
– Нет. Но очень скоро.
– Через восемь тысяч микролет?
– Практически. В самом ближайшем будущем. У твоего деда будет юбилей, вот мы и преподнесем ему подарок!
– Ура-а-а! – радовался малыш, выпивая кружку молока ухана* и бодро отправляясь в свою спальню.

Через двадцать семь дней Петру Даниловичу исполнялось 55 лет. Несмотря на это, седина едва лишь коснулась висков профессора-биолога, а его усы были всё так же роскошны и свежи, как и в молодости.

Алайа, которая тоже ещё ни разу не была на Родине Прохора Клюева, с радостными мыслями, собиралась в межпланетное путешествие.
– Как ты думаешь, - спросила синеволосая женщина у своего мужа за завтраком. - Что бы обрадовало твоего отца в качестве подарка на пятидесятипятилетие?
– Думаю, самым лучшим подарком для моего бати будет парочка детёнышей ухана, – предложил Прохор. – Которых ему вручит наш сын.
– Конечно! Он же биолог! - вспомнила Алайа. - А давай, подарим ему ещё вот это молодое апельсиновое дерево!Такие деревья пока только у нас на Дивии выращивают, и оно ему очень понравится.
– Почему бы и нет? Давай, подарим. Думаю, банановый остров от этого только выиграет, и пингвины с павианами будут довольны ещё большему богатству в рационе своего питания!

2

Отец Алайи, к сожалению, был вынужден отказаться от полёта на планету своего зятя, не только потому, что он всё никак не мог забыть того страшного дня, когда земляне хорошо «пощипали» его тарелку, но и оттого, что врачи запретили ему улетать далеко от дома.
– Жаль, что я не могу полететь с вами, – сказал тесть Прохора. – Но я хочу попросить моего друга Синха, если вы не против, чтобы он полетел вместо меня, и чтобы он был вам другом и помощником в вашем путешествии.
– Конечно, дедушка, мы не против! – ответил за своих родителей синеволосый внук отца Алайи.

В кабинете старого друга семьи Прохора, бывшего космонавта, физика, химика, геолога и просто замечательного дивиянина Синха, привычно пахло хризопразом, ползали гигантские улитки, и летали поющие бабочки.
Алайа и Прохор сидели за сервированным столом, пили чай и налегали на бублики, искусно приготовленные роботом-секретаршей.
Синх был очень рад гостям. Ещё больше он был рад их предложению, полететь с ними на Землю.
– Безусловно! Какой может быть разговор! Я полечу с вами на Землю, мои дорогие! - воскликнул радостно Синх. - Зина! Немедленно собирай мои вещи!
Вдохновенно жестикулируя, чёрно-жёлтый ценитель аромата хризопраза стал носиться по периметру всего помещения, восклицая отдельные, ничего не значащие фразы. Иногда, он резко останавливался, восклицал ещё громче и вдохновенней, и снова пускался вприпрыжку по комнате. В преддверии весёлого путешествия, он уже рисовал в своём возбуждённом воображении красочные картины зелёных лесов, населённых дикими коровами, которых называют «лоси», сказочных болот с гиппопотамами, голубых небес, усеянных крылатыми ангелами в ластах и с длинными клювами, и разные прочие виды земной биосферы, о которых неоднократно слышал от Прохора.
– О-о! – восклицал Синх. – Голубчики мои! Это будет незабываемо!
Собрав вещи своего начальника, робот-секретарша поставила чемоданы в центр кабинета, а сама села на стул и насупилась. Наткнувшись на неё взглядом, Синх вернулся, наконец, на Дивию.
– Что случилось, Зина? – спросил он, несколько озадаченно.
Секретарша, похожая на цаплю, только тяжко вздохнула. Синх тоже вздохнул, присел рядом с Зиной и ещё пристальнее посмотрел на неё.
– А-а-а! – протянул старый химик, догадавшийся, в чём тут дело. – Тебе грустно оттого, что ты останешься в этом доме совсем одна?
Цапля Зина вздохнула ещё тягостнее.
– А ещё говорят, будто роботы ничего не чувствуют…
Было умилительно видеть, как растроганно скисло выражение лица старины Синха. Он уже готов был заплакать и даже отказаться от полёта на Землю.
– Зачем оставлять Зину одну?! – спохватился изобретатель. – Хороший человек, даже если он робот, всегда пригодится в дороге!
На семейном совете было решено: Прохор, Алайа, их сын, парочка уханов, а также Синх и Зина, как надёжное сопровождение семьи Клюева, отправятся на Землю в ближайшую пятницу, сразу после восхода солнца.
За улитками и бабочками Синха вызвался присмотреть отец Алайи.

3

Ранним утром в пятницу (изобретатель никак не мог привыкнуть к календарю Дивиян, поэтому вёл собственный) народ собрался на площади Доброй Славы, чтобы проводить летающую чашку с командой астронавтов, во главе с Прохором, в далёкое путешествие к иным мирам, а точнее – на Землю.
Можно было бы и не упоминать, что практически все жители Дарга – да что там Дарга!? Всей Дивии! – уважали и любили Прохора и всю его семью так сильно, что не могли не прийти на эти проводы, или хотя бы, не прислать телеграммы с добрым пожеланием «счастливого полёта!».
Президент Скирд собственноручно приволок какой-то громоздкий ящик, передал его Прохору, и потребовал, чтобы посылку вскрыли только на Земле, в присутствии Петра Даниловича.
– Это подарок для твоего отца и моего друга, профессора, - уточнил Скирд. – От всех дивиян и от меня лично.
Без шума (если не считать возгласов и песнопений провожающей толпы), без треска и дыма, летающая чашка аккуратно поднялась в тёмно-зелёное утреннее небо. Вот она сделалась крохотнее самой далёкой звезды, ещё не растаявшей в лучах дивийского солнца. Короткая вспышка, и космический аппарат, подхваченный скоростью света, мгновенно исчез в голубоокой вселенной.

4

Вечность состоит из мгновений. Бывает так, что самая длинная вечность, кажется короче самого короткого мгновенья, или, наоборот, самое короткое мгновение – длиннее самой длинной вечности. Отчего это зависит, никто точно не знает, но многие догадываются, что зависит это от внутренних ощущений, внешних обстоятельств и разнообразных, малоизученных, научных и ненаучных факторов. Прохору показалось, что полёт продолжался не больше десяти часов. Мозг его был, как всегда занят множеством важнейших задач и поочерёдно переключался с одной идеи на другую. Над чем он работал, знал только он сам и его тетрадка, в которую он регулярно записывал непонятные каллиграфические иероглифы.
- Вот и Земля! – воскликнул вдруг Синх, узнавший в невиданной доселе планете ту самую, которую ранее рассматривал на изображениях.
Прохор оторвался от тетради и посмотрел на экран над приборной панелью. Прямо по курсу, в центре экрана дальнего видения ярко отображались очертания округлённой биомассы, состоящей из воды, земли, воздуха и прочих соединений элементов таблицы Менделеева.
– Да, это она, – подтвердил изобретатель. – Моя планета – практически идеальное сочетание физических и химических свойств и процессов.
Он с удовлетворением обнаружил красоты родной планеты на прежнем месте. Всё те же облака, океаны, моря и реки, горы, леса, поля, холмы и снова реки.
В глазах Алайи, при виде так быстро увеличивающейся на экране Земли, промелькнул некий неосознанный страх. Прохор взял руку жены и ласково улыбнулся.
– Не волнуйся, – сказал он. – Мы не будем встречаться со всеми представителями этой огромной планеты. Мы высадимся на острове моего отца, где царит только добрая атмосфера, такая же, как в нашем славном Дарге.
– Зина! – позвал Синх, и секретарша тут же подлетела с подносом, на котором стоял чай и лежали лепёшки. – Мы скоро приземлимся, надень, пожалуйста, свой самый праздничный наряд и подготовь мой новый оранжевый костюм.
– Он Вам очень к лицу! – любезно сообщила Зина и отправилась исполнять свои служебные обязанности.
А Филемон, не обращая внимания на взрослых, полностью отдавшись своему любопытству, разглядывал мелкие подробности, всё более и более приближающегося, живого организма – земного шара.

5

Там, внизу, на поляне обрамлённой кокосовыми пальмами и банановыми деревьями, толпились разноликие люди. Жители острова давно были готовы завалить гостей букетами ярких цветов и всяких съедобных подарков.
– Смотрите! – крикнул кто-то из аборигенов, показывая пальцем в небо. – Летит!
И в самом деле, в небе над островом показалась летательная чашка с планеты Дивия.
Публика начала взволнованно лепетать, и готовиться к необычной встрече. Прохор сообщил межпланетной телеграммой, что с ним приедут инопланетяне, и это не могло не заинтересовать буквально всех жителей острова. «Какие они, эти инопланетные существа? Как они выглядят, разговаривают?»
Ни для кого не было секретом, что сын гостеприимного хозяина бананового острова перебрался жить на другую планету, живёт с какой-то синеволосой инопланетянкой и что у них родился сын, но большинство не видели даже фотографий Алайи и Филемона.
– Ну, слава Богу! – выдохнул Пётр Данилович, разглядевший знакомый летательный аппарат. Он повернулся к жене и виновато улыбнулся. – Все эти перелёты последнее время стали меня пугать.
– Наверное, Петенька, у тебя появилось много такого, чем ты стал по-настоящему дорожить, – предположила его жена.
– Ты самая мудрая из женщин, – констатировал профессор, без намёка на шутку.

Сводный оркестр европейцев, азиатов и папуасов грянул своим самым парадным маршем, и нависшая над поляной летательная чашка, поблёскивая своим фосфорирующим корпусом, местами запылённым космической пылью, начала плавно приземляться. Ещё минута и её «ходули» коснулись зелёной травы космодрома, на который ещё ни разу не приземлялся летательный аппарат с настоящими инопланетными гостями. Люк отъехал в сторону и всеобщему обозрению предстал синеволосый мальчуган с апельсиновой кожей, несколько крупноватый для своих лет, ярко отображающихся на его лице. Следом за ним показался сын бананового магната, изобретатель Прохор Клюев, держащий за руку синеволосую инопланетянку в коротком платье и странных туфлях. Потом чёрно-жёлтый пришелец в оранжевом костюме, с большой головой и тонкими конечностями, и какая-то инопланетная «оглобля», отдалённо напоминающая некую «термоядерную» смесь - бизнес леди и огородного пугала.
Прохор что-то сказал мальчику и тот, посмотрев по сторонам, пошёл прямо навстречу Петру Даниловичу, куда направился и изобретатель с Алайей.
– Приветствую вас, земляки! – воскликнул на ломанном русском чёрно-жёлтый пришелец Синх, и многие в толпе не сдержали смеха.
– Синх, ты немного напутал, - шепнул Прохор. – Не «земляки», а «земляне»!
– Ах, да! Конечно же, земляне… Приветствую вас, земляки! – воскликнул он снова, поддавшись внезапному волнению и вторично ошибаясь, отчего хохот стал ещё громче.
– Здравствуй, земляк! Приветствуем тебя, земляк! - подхватили весельчаки, и поляна разразилась общим весельем.
– Здравствуйте! С приземлением!
К ногам вновь прибывших посыпались букеты цветов. Синеволосого мальчугана тут же затискали десятки рук, обнимая, лаская, одаривая экзотическими подарками и фруктами. Под общее ликованье, Прохора подхватили и стали подбрасывать к небу. Такой же участи не избежали Синх и Алайа. Секретаршу Зину, на её счастье, поднять не удалось.
– Я немного говорил на ваш язык, – пытался пояснить Синх, когда его опустили на землю. – Прохор учить меня десять микролет земная речь.
– Здравствуй, мой дорогой друг Синх! – воскликнул профессор на языке дивиан, который бережно хранил в своей памяти. – Не утруждай себя трудоёмкими заботами. Мой сын, похоже, забыл, что на моём банановом острове в обиходе своё, особое наречие, и все говорят больше жестами, чем словами.
– Папа, Синх – один из самых настырных учеников, так как сам является учителем, – смеялся изобретатель, обнимая поочерёдно своих родителей.
В скором времени и остальные «пришельцы» последовали его примеру.

6

Не хотелось бы никого обижать, но есть такие авторы, которые любят тщательно размазывать своё повествование, как масло по куску батона, терпеливо разглаживая каждый бугорок, заполняя каждую выемку, как будто измываясь над своей жертвой – читателем. Есть среди писателей и такие шарлатаны, которые наоборот, очень любят заинтриговать недотёпу-читателя недомолвками, обрывками фраз, мыслей. И то, и другое, делается в конечном итоге для того, чтобы история рассказчика вызывала живой интерес, ведь именно он ведёт к раскрытию «тайны» (которой, возможно, никогда и не было), заключённой в книге.
Совсем другое дело, когда (как в романе подобном этому) основной задачей автора является холодная, если можно так выразиться, прямолинейная констатация фактов. Тут уже не до украшательств. Автору требуется передать, и как можно точнее, то, что имело место быть на самом деле, а не развлекать читателя банальными подробностями.

Остров бананового магната чрезвычайно поразил Алайю. Её широко раскрытые зелёные глаза заглядывали в каждый уголок благоухающего убранства природы, пёстрой растительности, живности и празднично украшенных строений. Её синие волосы, казалось, отражают местное небо, как отражает его глубоководное волнение тихого океана, а лёгкий наряд переливается с цветами, бабочками и стрекозами, окружившими её своим любопытным вниманием.
Впервые в жизни Синх замолчал от смеси чувств - восторга и удивления. Он, разумеется, никогда раньше не видел наяву синего неба и столько банановых деревьев. У Зины, похоже, случилось короткое замыкание. Она стояла с открытым ртом, глаза её крутились в разные стороны, и руки лихорадочно подёргивались. Что же касается сына Алайи и Прохора, то можно с уверенностью сказать, Филемон был просто в полном восторге.

Стоит ли утруждаться упоминанием, что главная поляна острова бананового магната гудела, и весь день кипела весельем по случаю возвращения «блудного сына» в родные пенаты. Какой интерес вызвала компания инопланетян, вообще можно было бы лишний раз не намекать, это более чем понятно и так. Объятия были розданы, добрые слова были сказаны, подарки вручены по назначению.
– Эту статую, дорогой свёкор, для Вас лично передал наш президент Скирд, – мило улыбаясь, объявила Алайа.
Пётр Данилович увидел то, что предстало перед ним, и лицо его перекосилось загадочной улыбкой.
На огромной связке бананов важно возвышался, задрав руку куда-то к звёздам, долговязый истукан, всем своим видом, более чем очевидно, напоминающий Петра Даниловича.
– Хм, – хмыкнул себе под нос профессор, так, что никто не расслышал. – Тяжёлая, наверное, штука! Её можно рядом с фонтаном поставить, перед Дворцом бракосочетания.
Ближе к ночи праздничный стол был наконец-то почти обглодан и гости стали один за другим испаряться в густой темноте кокосо-банановых джунглей.
Наконец, стало совсем тихо, и Прохор с Петром Даниловичем обнаружили, что кроме них за столом никого не осталось.
Оставшись наедине, отец и сын ещё долго разговаривали, о своих новых открытиях, научных и не только, о Земле, о Дивии, обо всём, что приключилось с ними за это время.
– Да, сын мой, что верно - то верно, произошедшее в нашей жизни каких-то пять лет назад, можно было бы по праву причислить одновременно к нескольким художественным жанрам: к приключениям, фантастике, и к детективу. Я до сих пор ночами просыпаюсь в холодном поту, когда снится зелёный «борщ», который нам подавали на обед в тюремном «ресторане» Лепоса.
– Твои угощения, папа, намного вкуснее и привлекательнее выглядят, это точно! – не удержался от похвалы Прохор.
– Могу сказать без ложной скромности. Лучшие повара живут на моём острове: им здесь нравится, – не преминул заметить банановый магнат. – Кстати, вот, изволь полюбопытствовать!
Будто вспомнив какую-то забавную вещицу, Пётр Данилович достал откуда-то из-под стола небольшой свёрток и извлёк из него прямоугольный предмет.
– Книга? – догадался Прохор.
– Да, если можно так выразиться, – кивнул профессор. – Это тебе «на память».
Приняв из рук профессора загадочный экземпляр, изобретатель прочитал заглавие и удивлённо посмотрел на отца.
– Вот именно, – кивнул головой Пётр Данилович. – Какой-то фантаст (явно скрывающий своё истинное лицо под безобидным псевдонимом) раструбил о наших с тобой приключениях по всему свету. Мерзавец! Хорошо ещё, что люди на Земле не столь доверчивы, и видят даже в самой откровенной правде чистый вымысел.
- Любопытно, - произнёс Прохор, перелистав несколько страниц. - Судя по первому впечатлению, творец этого "труда" собрал воедино все слухи, которыми грешат вездесущие пустомели, и свалил их в одну кучу.
- Наиглупейшее враньё! - согласился профессор. – Нам-то с тобой лучше всех известно, что всё было совсем не так, как здесь написано.
Он ткнул пальцем в "наиглупейшее враньё" и добавил:
- Но, с другой стороны, сын мой, было бы гораздо хуже, если бы эта книга выглядела правдивой. Представляешь, сколько бы было шума в научных кругах?! Они бы все разом сошли с ума, стали бы бесшабашно пользоваться нашими открытиями, и окончательно бы угробили Землю в считанные столетья!

7

Если и есть в одиночестве какая-нибудь польза, то только оттого, что в одиночестве никто не мешает думать об обществе. Многие любят уединяться, когда есть такая возможность, чтобы в тишине и покое порассуждать о том, о чём нет возможности подумать в многолюдной компании. Но случается часто так, что вообще нет никакой возможности уединиться и поразмышлять. Заботы, хлопоты, семьи...
И тогда некоторые, недодуманные когда-то мысли, вдруг являются сами собой в самый неподходящий момент.

На завтрак вся честная компания собралась на втором этаже дворца бананового магната, в банкетном зале, строго выдержанном в стиле барокко. За столом велись разговоры на разносторонние темы, как понятные только узкому кругу, так и общей тематики.
Больше всех говорил Синх, уже успевший изучить уклад жизни большинства землян по просмотренным среди ночи «новостям» из телевизора.
– Просто странно, что большинство из того, что используют люди на вашей планете, расходуется, расщепляется на ненужные компоненты и ниоткуда не пополняется. Неужели за столь великое количество микролет существования вашей цивилизации вы так и не научились выращивать материю искусственным путём?
Синх по привычке говорил быстро и сбивался с языка на язык, но профессору понять его было не трудно.
– Мы ещё только учимся, - виновато улыбнулся добродушный хозяин острова. – Мы уже давно знаем, как выращивать многие полезные и вредные бактерии, умеем создавать различные материалы, воздействуя на молекулы физическими или химическими процессами, перерабатываем отходы в удобрения...
– А много ли в этом проку? - перебил Синх. - Зачем портить уже существующее, "создавая" из него всякую всячину, а затем выбрасывая или перерабатывая в удобрения? Не лучше ли, в таком случае, вообще, оставить всё как есть?
– Многие земляне тоже часто об этом задумываются, Синх. – ответил Пётр Данилович. – Но…
– Но одно дело – думать, а другое – делать! – не задумываясь, довершил мысль замешкавшегося профессора Синх. – Жители любой планеты должны заниматься главными заботами своей планеты, ведь их планета даёт им самое главное – жизнь. А в ваших «новостях», на экране, как я видел, все только и делают, что обсуждают проблемы, вместо того, чтобы делать общее полезное для планеты дело. Разве можно построить хороший мир, истребляя природу?
– У людей слишком маленькая продолжительность жизни, мой друг, поэтому они и торопятся успеть пережить как можно больше впечатлений, и не особо успевают думать о планете, тем более делать для неё что-то полезное.
– Это не правильно. Почему бы в таком случае людям не задуматься о создании препарата для увеличения человеческой жизни? Тогда бы не приходилось так торопиться.

– Поэтому мы с отцом и трудимся над продвижением научного прогресса, уважаемый Синх, – сказал изобретатель, решив, наконец, поддержать беседу, совсем не из вежливости, а по велению умственного интереса. – Ведь большинство проблем в безграмотности общества. И если нельзя добиться всеобщего просветления искусством и культурой, которые не имеют авторитета перед невежеством, то, по крайней мере, можно повлиять на общественное сознание, иными методами – осветив мир научными достижениями.
Михаил Ромашкин и Алайа (она давно изучила разговорную речь землян с помощью своего мужа) не прислушиваясь к диалогу Синха с профессором, вели задушевную беседу на темы более приземлённые. Елена, не скрывая своего любопытства, внимательно разглядывала инопланетянку, так чисто говорящую на русском языке, и слушала её мелодичный голос.
В момент упоминания Михаилом далёкой деревни, где в его мыслях остался его родной дом, а на самом деле остался лишь участок, огороженный забором, сад и пара сараев, ведь, как известно, его дом улетел вместе с хозяином, Елена неожиданно всхлипнула и начала плакать, сначала тихо, сдержано, а потом взахлёб.
– Что случилось? Что… Лена, – залепетал взволнованный муж плачущей особы. – Что-то невкусное попало? Подавилась?
Несколько минут сотрапезники недоуменно наблюдали эту картину. Затем бурные рыдания прекратились, всхлипывания стали реже.
– Я пять… я пять лет… не ви… не видела маму! – сквозь слёзы попыталась объяснить бывшая продавщица.
Детские воспоминания, родной дом, деревня, в одно мгновенье пронеслись в её мозгу и всколыхнули события пятилетней давности.
Конечно, она не собиралась забывать свою старенькую, заботливую маму, но вскруживший голову полёт на летучем доме, банановый остров, потом рождение собственной семьи, ребёнка, и ещё детей... И, само собою, так получилось, что о самом главном человеке всей своей прошлой жизни, о той, без которой явиться на свет навряд ли бы у неё вышло, Елена вспомнила только сейчас.
Миша облегчённо выдохнул, стёр салфеткой со лба проступивший пот и уселся обратно на своё кресло.
– Зачем же так народ пугать? – с глупой, но милой улыбкой обратился он к своей заплаканной жене. – Разве это проблема? Думаю, мы с Прохором хоть сейчас можем слетать за ней в деревню, и привести её сюда. Ведь, правда, Пётр Данилович? Это же не долго, если на летающей кастрюле?
– «Летающая кастрюля», как ты её называешь, – это слишком серьёзный и заметный объект, Миша, – уточнил изобретатель. – Лучше лететь на твоём доме. Думаю, он ещё не развалился.
– Разве я мог допустить такое, сын мой! – воскликнул профессор. – Ваш летающий дом находится в полном здравии. Кстати, по моему распоряжению, в нём делалась генеральная уборка, и был произведён мелкий ремонт. Местами требуется подкрасить фасад твоей чудо «краской», чтобы вернулась полная невидимость. Но, надеюсь, вы не соберётесь в путь прямо сегодня, лишив нас своей компании? Отложите хотя бы на денёк-другой!
– Возьмите и нас с Зиной, – предложил Синх. – Мы вам пригодимся. Это будет увлекательная экскурсия!
– Ну, что ж, – заключил Прохор Клюев. – Если нас отпускают наши жёны…
– Нет! - запротестовала жена Михаила Ромашкина. - Как же без меня? Мама вас знать не знает! Перепугаете ещё её до смерти! Я должна сама… с вами...
– Как же ты полетишь? - перебил Миша. – Детей-то куда?!
Елена на секунду задумалась. Потом взглянула на Алайю.
– Летите, - успокоила зеленоглазая инопланетянка своим мелодичным голоском. – Мы со свекровью присмотрим за детьми.

8

Бим сразу же полюбил Филемона всей своей собачьей душой. Уже немолодой, но ещё и не старый пёс, конечно же не мог не любить детей своего хозяина, да и всех остальных жителей славного острова, но в Филемоне он почувствовал, каким-то сверхчутким собачьим нюхом, самую родственную душу. Синеволосый мальчик с планеты Дивия, сын Прохора и Алайи, который до этого никогда не видел живых собак (мёртвых, разумеется, тоже), а видел лишь их изображения и игрушки в виде пушистых комочков, был искренне рад такому расположению чёрно-рыжего лопоухого создания, и отвечал на его лохматое дружелюбие полной взаимной симпатией.
Как упоминалось, в отличие от детишек Миши и Лены, (впрочем, и от остальных земных деток тоже), Филемон выглядел намного старше своих трёх лет и в физическом, и в интеллектуальном смысле, но он всё равно оставался ребёнком со всеми детскими привязанностями к играм и забавам.
Вторые сутки Бим и Филемон были неразлучны и не отходили друг от друга дальше, чем на расстояние слышимости голоса. Спать Филемон не хотел даже ночью, т.к. был приучен к режиму Дивии, где время было намного медленнее. Бим засыпал и просыпался рядом с синеволосым мальчиком, бегал с ним по лужайке и крутился вокруг, играл, как юный щенок, бежал за палкой, бросаемой рукой Филемона, и гордо приносил её в зубах. Он готов был поделиться своим главным сокровищем – самой вкусной косточкой, запрятанной за его будкой, но для этого потребовалось бы бежать в противоположную сторону от дворца бананового магната, к новому дому Ромашкиных, туда, где начинается мини-космодром, а он не мог оставить своего друга, ни на минуту.
– Бим! – восклицал Филемон, явно радуясь тому, как легко произносится это имя (или кличка, что в сущности ничего не меняет). – Ко мне!
И Бим, который и так был рядом, прыгал, лаял и весело вилял хвостом.

Близился вечер. Пётр Данилович сидел в плетёном кресле на балконе, в тени пальмы, раскинувшей свои листья-крылья, как вертолёт, и любовался творениями своих рук, ума, и прочих участков души и тела.
– Я живу жизнью поистине настоящего учёного, – серьёзно и гордо произнёс профессор. – Моя жена – клон, мой сын – плод любви человека и клона, а внук – инопланетянин!
На балконе уже час как никого кроме него не было, гости разошлись кто куда, но он продолжал говорить вслух, будто общаясь со своим островом, или ещё с кем-то необозримым, взирающим с небес на грешную Землю.
– Петенька, ты опять разговариваешь сам с собой, – ответил профессору хорошо знакомый голос откуда-то сбоку.
– Старею, – медленно проговорил Пётр Данилович.
Его милейшая жена, цветущая всё тем же юным цветом, как и тридцать лет назад, подойдя к любимому мужу, лукаво улыбнулась в ответ, прекрасно понимая его юмор. Ей ли было не знать, что по-настоящему состариться её «банановому магнату», профессору биологических наук, практически не суждено, в силу его величайших познаний в области генетики.
– Посмотри, как вырос наш внук, – заметила молодая бабушка. – Он уже совсем взрослый.
– Растёт ни по дням, а по часам, вопреки любым доводам рассудка и стереотипным взглядам на природу, – согласился профессор. – И каким умным растёт! Не удивлюсь, если через пару лет он самостоятельно изобретёт что-нибудь великое – машину времени, например, вечный двигатель, или лекарство от всех болезней!
– А что, звучит! Учёный Филемон Прохорович Клюев, – улыбнулась женщина-клон, радуясь мыслям своего мужа.
– Ещё как звучит!

9

В экскурсиях инопланетян по острову бананового магната, в обедах, беседах, прогулках и многих других земных радостях пролетело два дня. Пора было выполнять обещание, данное Елене Михаилом, и другими участниками намечающегося путешествия, навестить маму Елены и доставить её на остров, разумеется, если добрая старушка не сойдёт с ума от счастья и согласится переехать к своим внукам.

Как и говорил Пётр Данилович, летучий дом был полностью исправен и готов к использованию. Прохор, при помощи Синха и Филемона, не желающего оставаться безучастным, подкрасил местами дом своим чудо-раствором. Сердобольная секретарша Синха Зина, по распоряжению Лены, притащила в кухню несколько мешков и коробок со съестными припасами. Ромашкин зачем-то взялся колоть дрова, потом бросил это дело и занялся удочками, которые откопал в чулане своего забытого дома. Пётр Данилович привлёк к работе, а точнее к развлечению, половину жителей своего острова, и те, от нечего делать, бросились помогать, каждый по-своему. Одни несли связки бананов, другие воду и ещё всякие напитки, третьи пытались всучить путешественникам какую-нибудь «нужную и полезную» вещь, четвёртые просто пели и веселили народ.
Наконец, с шутками-прибаутками, смехом и хоровым пением было покончено. Время приблизилось к полудню. Все приготовления были довершены. Оставалось в очередной раз пообедать за общим столом, и можно было отправляться в путь.
– Папа, а я полечу с вами? – нерешительно спросил Филемон. Ему совсем не хотелось расставаться с Бимом, которого было решено оставить на острове.
– Думаю, было бы несправедливо, если бы мы оба оставили маму, бабушку и дедушку без своего общества. Я вынужден отправиться в это путешествие, потому что без меня полёт на летучем доме невозможен. А ты оставайся тут и помогай маме. И помни, пока я отсутствую, ты главный мужчина в нашей семье!
– Хорошо, папа! – обрадовался синеволосый мальчик. – И мой друг Бим тоже будет способствовать в моей помощи маме, бабушке и дедушке.

10

Ах, какие чувства испытывало небо, находясь в своём блаженном состоянии над островом бананового магната! Как мило улыбалась природа, глядя на собственное отражение, замысловато обустроенное мудрым человеком!
В этот день аборигены и прочие островитяне, не имея лишних забот, провожали летающий дом в его новое путешествие. Пётр Данилович обнял сына, и, приободряя скорее себя, чем его, весело сказал:
– Завидую я вам! Такая прогулка!
– Максимум неделя, папа, и мы вернёмся. Тут лететь то не больше десятка тысяч километров!
Мама Прохора, со свойственным её характеру темпераменту, всё-же не удержалась от нескольких слезинок, и тут же заразила ими Лену, которая разрыдалась так, что опять все пришли в замешательство.
– Берегите деток, Алайа! Очень прошу, – взмолилась она. – Берегите деток! Мою Дашеньку, Геночку и Сашеньку... Я не вынесу, если кто-то из них, играя с павианами в прятки, сломает себе ногу, руку или шею!
– Не беспокойся, Елена! Я не позволю глупому павиану – хотя и не знаю, что это за человек – или ещё кому-нибудь, сломать шею вашим милым детям! – с твёрдой уверенностью в голосе обещала инопланетянка.
Елена тяжко вздохнула и её бурное рыдание перешло в редкое всхлипывание.
– Ох, спасибо... Спасибо, добрая Аглая! Я очень надеюсь...
Михаил Ромашкин, выглянув из окна «летучего дома», громко скомандовал:
– Все на борт! «Корабль» готов к отплытию! Жму кнопку «Старт»!
Но тут он заметил слёзы на щеках своей жены, и голос его сделался тише:
– Лена, может, тебе лучше остаться дома?
– Нет, я поеду с вами!.. и привезу внукам их бабушку, – убеждённо заявила бывшая продавщица и, взяв себя в руки, решительно переступила порог «корабля».
Синх уже сидел в кресле на веранде и выглядывал в окно на мерцающий за пальмами и банановыми деревьями океан. Его секретарша послушно ожидала какого-нибудь приказания, но он был на редкость молчалив: он никогда раньше не летал на подобных строениях, и дыхание его перехватывало от восторга!
Уже через десять минут летающий дом, благополучно воспарив над землёй, нёсся над бескрайним океаном, а островок бананового магната, благодаря научным «хитростям» профессора, казался не более чем туманный блик на волнующемся просторе.

– Где же мой лохматый друг? – спросил Филемон у своего дедушки. Он тщательно искал чёрно-рыжего пса повсюду, но никак не мог его найти. – Где же собака Бим?
Увы, Пётр Данилович не имел ни малейшего понятия, куда подевался этот «лопоухий бездельник», и мог только печально пожать плечами и развести руками, что означало: «пёс его знает!»
Облазив весь остров вдоль и поперёк, синеволосый мальчик Филемон так и не отыскал своего нового друга, который убежал куда-то на своих четырёх лапах. Как ни странно, но он не казался расстроенным, обозлённым, или опечаленным по этому поводу. Наверное, в силу своей уравновешенной внеземной жизни, он совсем не умел расстраиваться, злиться и печалиться, как и большинство дивиан, живущих на его далёкой планете. В его глазах была только озадаченность и недоумение, оттого, что он не смог до сих пор решить задачу с пропажей собаки.

Было уже ближе к обеду. Зевая и пошатываясь, Бим вылез из-под железной кровати (той самой, на которой когда-то давно в летящий по небу дом влетела продавщица Лена). Наигравшись с инопланетным мальчишкой вволю, он так утомился, что даже не заметил, как сладко задремал на своей старой подстилке, завалявшейся под кроватью.
– Бим! А ты откуда взялся?! – удивился изобретатель.
Ничего не ответив, пёс вильнул хвостом, подошёл к уличной двери и пару раз тявкнул.
– Ну нет, теперь тебя долго никто не выпустит! – сказал Михаил. – Теперь тебя опять будет мучить «морская» болезнь. Мы в небе, дружочек! Так-то!
– Жаль, Филемон расстроится, он с ним так хорошо подружился, – посетовала Елена.
– Это правда, но возвращаться не будем. Мой сын растёт крепким мальчуганом, он выдержит эту кратковременную разлуку, ведь он привык к дивийскому времени, где сутки длятся втрое дольше здешних.
Секретарша Зина подошла к своему начальнику и робко спросила:
– Мой господин, можно я помогу этим людям, и отнесу это странное животное на остров к Филемону?
– Конечно можно, Зина! – согласился, обрадованный этим предложением, Синх. – Так мы сделаем добро человечеству!
– Нет-нет, Синх, – поспешил предупредить беду Прохор. – Зина, конечно, замечательная, можно сказать всемогущая... (он хотел сказать женщина, потом вспомнил, что она робот, и осёкся). Но отправиться на остров она не сможет. Понимаешь... Как бы получше объяснить... Несмотря на все свойства и навигаторы, которыми ты её снабдил, она не сумеет отыскать остров моего отца. Он его надёжно спрятал, с помощью своих новейших разработок, от всех глаз, навигаторов и локаторов.
– Твой отец – прекрасный учёный, я это давно знаю, – сказал чёрно-жёлтый инопланетянин. – Возможно, он даже не хуже меня... И это меня очень радует, мой земной друг!

11

– Горе тому путешественнику, который не умеет наслаждаться путешествием! – воскликнул Ромашкин и, схватив удочку, собрался немного порыбачить. Днём раньше, он модифицировал своё удило под ловлю в морях и океанах, закрепив вместо крючка специально сплетённый им самим для этих целей небольшой сачок.
– В большой может попасться слишком крупная рыбёха, – пояснил, усмехнувшись, Миша. – Которая запросто утащит на дно самого рыбака и сама его там зажарит, и сожрёт, чтобы другим рыболовам неповадно было!
– Мой друг, – спохватился Синх, догадавшись, что собирается делать весёлый землянин Миша. – Зачем такие трудности, когда есть моя Зина?!
Робот-секретарша тут же вскочила со стула и встала перед Ромашкиным по стойке «смирно», в полной готовности исполнить всё, что потребует её великодушный хозяин.
– Зина легко принесёт любую вещь из любого места! – и инопланетянин многозначительно потряс своим тощим, похожим на кривой карандаш пальцем в воздухе.
– Рыба – не вещь, дорогой Синх. Рыба... Рыба – это рыба!
Размышляя над последними словами Ромашкина, любопытный Синх почесал свою большую чёрно-жёлтую голову, похожую на выпачканную сажей тыкву, и отправился в чулан, вслед за весёлым землянином.
Елена смотрела в окно. За окном расстилался поистине чудный пейзаж, пугающий и восхищающий одновременно: бескрайнее волнение воды дивно сочеталось с бескрайним спокойствием небесного простора. Как давно она не испытывала подобных ощущений! Казалось бы, каких-то три с половиной года минуло с той поры, когда летающий дом впервые принял её в свои злосчастные «пенаты», а как она отвыкла от них за это время! Остров «бананового магната» (как по привычке его называл Ромашкин) очень изменил жизнь и мировоззрение бывшей продавщицы. Бесспорно, она стала намного утончённее, мудрее и покладистей. Поспособствовала этому, конечно же, и семейная жизнь Елены. Но её основной характер, её темперамент «плаксивой натуры», если можно так выразиться, остался практически прежним.
– Очень странная среда обитания, – прервал её раздумья голос секретарши Синха. Оказывается она беззвучно стояла рядом с Еленой, и смотрела в ту же сторону, куда и задумчивая землянка.
– Что в ней может быть странного? – не поняла Лена.
– Всё это, – сообщила женщина-робот. – Зелёная жидкость внизу, с такой большой концентрацией соли, и живых организмов обитающих в ней; атмосфера необычного голубого оттенка; очень быстрое вращение планеты вокруг оси, и всего лишь два светила.
– Ты имеешь в виду Солнце и Луну? – вмешался в разговор, услышавший «доклад» секретарши Прохор Клюев.
Глаза секретарши отчаянно задёргались, показывая, что её мысли со скоростью света бултыхаются в ёмкости её памяти, и через некоторое время инопланетянка произнесла:
– Видите ли, Прохор Петрович, я полагаю, было бы гораздо эффективнее, если бы на вашей планете имелось дополнительно ещё одно солнце, и хотя-бы ещё две луны.
– Не могу не согласиться с Вами, Зина! – в тон мудрой «даме» подтвердил Прохор. – Но, увы, я не знаю, как исправить данную особенность нашей планеты.

– Ах, – сочувственно вздохнула женщина-робот. – Нужно обязательно спросить об этом моего начальника, Синха. Он что-нибудь придумает.
Повернувшись вокруг своей оси на 180 градусов, секретарша решительно направилась к двери в прихожую.
Синх в это время всячески помогал Михаилу ловить рыбу. Он так сильно увлёкся этой затеей, что совсем не обратил внимания на подошедшую к нему Зину.
– Давай-давай! – кричал довольный чёрно-жёлтый инопланетянин. – Тащи! Тащи её, голубушку!
И он доставал из сачка Михаила пойманную «голубушку», а Михаил, через открытую дверь веранды, снова умело забрасывал свою чудо-удочку.
– Мой господин, – в десятый раз попыталась обратиться к нему Зина. – Земляне нуждаются в Вашей помощи!
– Да-да, я уже помогаю им ловить рыбу! - хохотал Синх. – Тащи, тащи её, Миша!
Наконец, поймав уже десятую рыбину, Ромашкин прикрыл дверь и повернулся в сторону Синха, чтобы полюбоваться богатым уловом. Но, к его огромному удивлению, ни одной рыбки в поле его зрения не попало! Он заглянул в таз стоящий неподалёку, потом в ведро, подвешенное на гвоздь, — ни там, ни там – рыбы не было!
– Синх, а где же наша «голубушка»? – крайне озадаченно спросил Михаил у инопланетянина.
Широко улыбаясь, и явно удивляясь нелепому вопросу, Синх показал на море.
– Где же ей быть, как ни там?! Там же её дом!
Почесав затылок, Ромашкин посмотрел на открытое окно веранды, и, догадавшись что случилось, весело расхохотался.
– Так ты, Синх, пока я ловил рыбу через дверь, отпускал её обратно в воду через окно?!
– А разве надо было делать по другому? – не понял Синх.
Насмеявшись вдоволь, землянин попытался объяснить непонятливому инопланетянину, что эти живые существа предназначались для их желудков. Синх выпучил глаза.
– Ты хочешь сказать, что мы должны были съесть этих милых созданий?
– А зачем же мы их ловили, по твоему?!
– Я думал, для забавы. Я думал, игра в этом и заключается, чтобы один ловил, а другой отпускал. Я был уверен, что и рыбам это нравится!
Зрители (в лице Елены, Прохора и Бима), которые, заслышав шумиху, собрались, и успели увидеть эту забавную картину, поддержали Ромашкина дружным смехом и лаем.
На чёрно-жёлтом лице Синха было полное недоумение.
– Я прекрасно тебя понимаю, Синх, – сказал Прохор, перестав смеяться. – Большинство землян за миллионы лет привыкли к такому положению вещей, где многие живые существа считаются пищей.
– Это несправедливо! – воскликнул Синх.
– Возможно, мой друг... И разные философы неоднократно об этом задумывались, но... Так уж повелось испокон веков. Люди привыкли к животной пище настолько, что отказ от неё считается настоящим подвигом!
– О!.. – покачал головой инопланетянин.
– Да... Но в современном мире у каждого человека есть право выбора. На нашей планете немало «вегетарианцев» – людей, которые едят только растительную пищу. Я тоже сторонник вегетарианского образа жизни, и ем мясо только тогда, когда выбирать не приходится, вернее приходится выбирать между желанием выжить и голодной смертью.

Уединившись в спальной комнатке, Синх целый час просидел в задумчивости. Привыкший к полному порядку, царящему, как ему казалось, на его родной Дивии, он, может быть впервые за всю свою долгую беззаботную жизнь, не на шутку озадачился философскими мыслями на тему добра и зла.
А за окном мерно покачивался горизонт бездонных сил воды и неба, возможно, увлечённый своими, ещё более глубинными думами.

12

О, как часто автор подобной книги выходил из себя! «Ну, зачем я пишу свой «шедевр»? - кричал он, выскакивая из-за стола, смахивая рукопись на пол и выбрасывая очередную печатную машинку в разбитую форточку. - Оценят ли по достоинству современники, или хотя бы потомки, мои адские труды?!» Да, нелегко быть великим писателем!.. Но каждый раз, сжимая в кулак свои последние мысли, он требовал от Музы, казалось бы невозможного и продолжал творить!

На третий день полёта летающий дом оказался во власти самого настоящего шторма. Тучи накрыли всё небо. Разбушевался ветер. Грянули первые раскаты грома. Началась страшная гроза. Океан заревел, как разбуженный медведь. Волны вздымались до самого неба. Летающий дом в любую секунду мог разбиться об одну из таких волн. Бедняга Бим спрятался под кровать и трясся от страха. Синх, пытаясь успокоить перепуганную до полусмерти Елену, всячески кривлялся и напевал песенки. Клюев и Ромашкин копошились над приборами.
– Если мы не сможем подняться выше этой чёртовой бури, мы погибнем, – сказал Клюев взволнованному Ромашкину, так, чтобы никто не слышал.
– Главное не паниковать, – ответил Ромашкин, явно успокаивая самого себя.
– Прохор Петрович, – как ни в чём не бывало заговорила подошедшая вдруг секретарша Синха. – Не желаете ли чаю?
– Нет, Зина! Спасибо!.. Не сейчас! – отмахнулся от неё изобретатель.
– А вы, Михаил, – невозмутимо продолжила Зина. – Не желаете?..
– Ох уж, эти женщины!.. – выругался Ромашкин, забыв на мгновение, что Зина – робот.
Обиженная секретарша «откатилась» в сторону стола и в ту же секунду дом так тряхнуло, что поднос с чаем вылетел у неё из рук, а она сама, подкинутая неведомой силой, рухнула на пол. Бим жалобно заскулил под своей кроватью. Елена вцепилась в руку Синха с такой силой, что его чёрно-жёлтая рука посинела. Синх мужественно держался за спинку дивана, надёжно привинченного к полу.
Высоченная волна всё-таки дотянулась до нижних венцов летающего дома и, будто смеясь, шлёпнула его своим мощным хвостищем.
Миша Ромашкин, не успев ни за что ухватиться, нечаянно налетел на Прохора, который в тот момент как раз держал в руках рычаг ускорителя. Рычаг резко повернулся. На приборе управления гравитационной стабильностью замигали разноцветные лампочки.
– Держитесь! Крепче!.. – крикнул Прохор, пытаясь дотянуться до какой-то кнопки. И летающий дом, дрожа и сотрясаясь, стал резко набирать высоту.
Приняв положение в 50-60 градусов, летающий дом с бешеной скоростью мчался в самую гущу бушевавшей грозы. Гром страшно оглушал его "постояльцев". Молнии с треском проскальзывали по самому коньку крыши, но к счастью, благодаря специальному раствору, делающему весь дом невидимым, не причиняли большого вреда.
Наконец, Прохору удалось дотянуться до кнопки автоматической стабилизации уровня полёта. После этого он повернул рычаг ускорителя под определённым углом и дом выровнялся и стал более-менее плавно, упорно сражаясь со стихией, подниматься выше грозовых туч. Обитатели дома смогли подняться с пола, принять естественное положение, и вздохнуть спокойно.
Выбравшись из-под стола, секретарша Синха тут же подняла поднос и начала собирать на него посуду, которая разлетелась от удара волны по дому.
- Простите, Прохор Петрович, что я оказалась такой нерасторопной, – произнесла она извиняющимся тоном. – Но ваша планета не очень устойчивая. Вот если бы вы позаботились о создании дополнительного солнца и ещё одной луны...
Но Клюев её не слушал. Он заметил, что в результате столкновения с таким жутким штормом, управление летательным домом очень сильно пострадало, и он даже не знает, куда их теперь несёт. "Главное, как сказал Миша, не поднимать паники, – подумал Прохор. – Нужно всем дать какие-нибудь задания, а самому незаметно начать тестировать и ремонтировать оборудование.
– Ну вот, друзья мои, угроза и миновала! – сказал изобретатель бодрым голосом. – Теперь мы поднялись выше всего этого сумасшедшего "балагана", и над нами только чистое небо, солнце и больше ничего. Мне остаётся только следить за плавностью нашего полёта, чем я, с радостью, и займусь. А вас попрошу привести в порядок дом, расставить по местам разбросанные ураганом вещи и... И отдыхайте! Наслаждайтесь полётом!
Прохор, конечно, не стал сообщать, что если неуправляемый летательный дом не сбавит скорость и поднимется ещё выше, то наслаждаться полётом придётся не так уж долго, поскольку дышать в верхних слоях атмосферы будет практически нечем.
Елена, как ни странно быстро пришедшая в себя, вышла на кухню, подошла к ящику с съестными припасами, и начала с жадностью поедать всё, что ей попадалось под руку. Ромашкин вытирал тряпкой лужи, оставленные бесстрашным псом Бимом, которому на этот раз действительно выпало перепугаться так, что его даже не ругали за эти лужи. Секретарша Зина добросовестно раскладывала вещи по своим местам, что с её фотографической памятью было делать совсем не трудно.
Посмотрев на озабоченное лицо изобретателя, Синх догадался, что что-то неладно.
– Я хочу помогать в ремонте, – сказал он коротко и уверенно, подойдя к Прохору.
– Всё в порядке, Синх, -– быстро улыбнулся изобретатель. – Никакого особого ремонта производить не требуется. Но, если тебе это интересно, можешь следить за этими индикаторами и говорить мне, когда они включаются и выключаются. А я поднимусь на чердак и проверю проводку и механику.
– Очень хорошо, – кивнул чёрно-жёлтой головой понятливый инопланетянин. – Я буду следить и сообщать.

13

Несколько часов продолжалась работа Прохора и Синха. Позже на помощь пришёл и Миша. Выяснилось, что молния сожгла провода, проходящие по крыше и под ней. Пожар не случился только чудом. В системе управления повредилась куча аккумуляторов, микросхем, конденсаторов, транзисторов, резисторов, датчиков, переходников и прочих немаловажных элементов. Хорошо еще, что у Клюева всегда был большой запас этого добра. Но работы требовалось выполнить много и главное быстро. Проверять, паять и прочее, и прочее...
По расстоянию до облаков, клубящихся внизу, и по достаточному наличию кислорода в воздухе, Прохор прекрасно понимал, что летающий дом, к радости всех его обитателей, выше набранной высоты уже не поднимается. Но определить точную скорость и направление полёта, увы, не представлялось возможным.
Только ближе к вечеру удалось починить часть оборудования, разобраться с антеннами, установить новые солнечные батареи и исправить некоторые неполадки в механической части.
Вот из чердачного люка показалась голова изобретателя. Его помощники, послушно выполняющие все его команды, уставились на своего командира, будто в ожидании «приговора». Мокрый от пота, выпачканный копотью от паяльника, утомлённый, но улыбающийся Прохор Клюев сообщил своим друзьям следующее:
– Как показывает наша, так называемая «нерукотворная навигационная система», которую нам удалось таки соорудить, мы летим на северо-запад. Но куда именно, я сказать пока не могу.
– Почему? – спросили хором Синх и Ромашкин.
– Думаю, мы постараемся определиться с этим вопросом чуть позже, когда солнце опустится и на небе появятся звёзды. Они помогут нам сориентироваться на местности ещё лучше.
Синх и Ромашкин одобрительно закивали головами.
– Каков эффект от солнечных батарей? – спросил Прохор.
– Генератор заработал, дополнительные аккумуляторы медленно, но верно заряжаются, - поспешил сообщить Михаил Ромашкин.
Зина расставила столовые приборы и пригласила всех к столу. Елена разлила по тарелкам суп. Бим уже уплетал из своей миски, довольно облизываясь.

После вкусного ужина все окончательно отошли от утренних потрясений. Устроившись на веранде, любуясь заходящим солнцем, купающимся своими лучами в океане пушистых облаков, обитатели летающего дома даже подшучивали друг над другом, вспоминая казусные ситуации во время шторма, и дружно смеялись.
– А какие смешные песенки пел Синх! – вспомнила Елена, смеясь. – Лейтять утки, лейтять утки-и-и!..
– Спойте нам, наш дорогой Синх! – попросили присутствующие.
– Ни в коем случае! – запротестовал чёрно-жёлтый инопланетянин, засмущавшись. – Я пою только в самых исключительных ситуациях.
– Думаю, в исполнении старины Синха любая песня прозвучала бы великолепно! – с улыбкой заметил Прохор. – Ведь прекрасные вокальные данные нашего друга насыщены полной гаммой тембральных окрасок!
Зная, какой на самом деле у Синха презабавнейший голос, все разом захохотали.
Даже Синх, нисколько не обидевшись, разразился смехом.

Ночь надвигалась. Звёзды становились всё ярче. Домочадцы, зевая, разбрелись по своим кроватям и диванам. Выключили свет. Благодаря отопительным и прочим приборам, в доме было достаточно тепло и уютно. Плавно покачиваясь, будто убаюкивая своих обитателей, передвигался летающий дом по ночному небосклону.
Сидя на веранде, Прохор Клюев продолжал наблюдения за звёздами, вглядывался в созвездия, чертил на карте кривые линии, ставил пометки. Разреженный воздух всё-таки давал о себе знать: Прохора тянуло ко сну. «Мы летели на северо-восток, в сторону Европы, – сказал сам себе Клюев, практически засыпая. – Но из-за потери управления, сбились с курса… Нас несёт в противоположную сторону… Надо будет...»
Больше он сказать сам себе ничего не успел: он уснул.

14

Рассвет одарил рано проснувшихся путешественников приятной прохладой. Солнечные лучи, поочерёдно с любопытством выглядывающие из-за горизонта, несли в себе что-то доброе и приятное. Темнота отступала на запад.
– Не вдаваясь в наивно-банальные восхищения, следует заметить, что утро сегодня выдалось просто восхитительное! – высунув голову в форточку, торжественно сообщил Синх.
– Ага, – подтвердил Ромашкин, зевая. – А где Прохор?
– Он уже работает, – сообщил инопланетянин.
– А почему ты ему не помогаешь? – потягиваясь, шутя, поинтересовался Михаил.
– Да!.. Почему я ему не помогаю?! - переспросил сам себя Синх удивленно, и тут же отправился на помощь изобретателю.
Клюев опять возился на чердаке с микросхемами и проводами.
– Конечно, дорогой Синх, твоя помощь пригодится! - заверил он, выслушав речь шароголового инопланетянина. – Помнишь эту кнопку, которую я тебе вчера показывал?
– Конечно!
– Её нужно будет нажать, когда я дам сигнал.
– Я сделаю это, голубчик! – выпалил Синх, поспешив исполнить приказание по команде Клюева.
– Зина! - позвал Синх. – Подойди сюда. Твоя помощь тоже может пригодиться.
Зина не заставила себя долго ждать. Она всегда была рада быть полезной своему доброму начальнику.
Елена готовила завтрак.
Пока никто не видел, Ромашкин подошёл к жене и нежно обнял её за талию.
– Здравствуй, моя помидорка! – шутя, приветствовал Миша.
– Доброе утро, соня! – ласково ответила Елена и Миша поцеловал её в щёчку.
Умывальник находился в коридорчике, недалеко от пульта управления летающим домом. Чистя зубы, Ромашкин увидел в зеркале, как Синх занёс руку над красной кнопкой.
– Давай! – раздался голос изобретателя с чердака.
– Стой! – крикнул Миша Синху, брызгая зубной пастой.
Но было уже поздно. Рука Синха нажала на злополучную красную кнопку и произошло полное отключение всех систем!
Резкий толчок подбросил обитателей вверх и "пригвоздил" к потолку. Летающий дом стремительно понёсся вниз. Елена попыталась отпустить сковородку из руки, но и сковородка оказалась плотно прижатой к потолку. Синх висящий над пультом, в недоумении смотрел на Ромашкина. Ромашкин силился подтянуть себя к пульту, чтобы нажав на кнопку зелёного цвета, снова подключить оборудование, но ему это не удавалось. Прохор тоже не мог ничего предпринять. Ветер безумно свистел над его чердаком, выгоняя из головы все разумные мысли. Из комнаты доносился жуткий лай перепуганного Бима, который, видимо, был прижат к потолку не только своей подстилкой, но и ещё чем-то более неприятным. Только одна робот-секретарша на удивление спокойно справлялась с нагрянувшей вдруг "невесомостью", созданной для всех легковесных путешественников падением дома. Разные сплавы и полужидкие металлы, из которых состояли её внутренности, придавали ей неплохую устойчивость. К счастью, Зина находилась совсем рядом от пульта. Ромашкин висел как раз над её головой.
– Зина! – попросил Ромашкин, как можно вежливее и непринуждённее, что в данной ситуации было совсем непросто. – Вы могли бы оказать нам всем одну маленькую услугу?
– Я слушаю! – ответила секретарша.
– Только не торопитесь... Пожалуйста... Там, на пульте (и он показал пальцем), есть большая зелёная кнопка. Её нужно очень аккуратно нажать.
"Миша, объясняй быстрей, пока мы не разбились!" – хотел уже выкрикнуть Синх, но не решился, боясь сбить Зину с толку.
– Вот эту кнопку? – переспросила на всякий случай мудрая секретарша, осветив зелёную кнопку ярким прямым лучом из своего глаза.
– Да, эту самую, – подтвердил Миша.
– Хорошо, - спокойно сказала Зина.
Она постояла ещё несколько секунд, обдумывая информацию, затем задала крайне важный вопрос:
– А когда её нужно будет нажать?
– Сейчас! – хором воскликнули Синх и Миша.
– Хорошо, – невозмутимо произнесла женщина-робот и нажала на нужную кнопку.

15.

Возвращение антигравитационных механизмов в работу молниеносно произвело эффект обратный предыдущему: всё, что до этого было подкинуто под потолок, оказалось на полу. Один только Миша, на пути у которого стояла Зина, оказался не на полу, а на Зине, успевшей его поймать в свои крепкие объятья.
– Ой! – вскрикнул от неожиданности Миша Ромашкин.
– Ой? – переспросила секретарша.
– Что случилось, Миша? Ты не ушибся? – донёсся из кухни взволнованный голос Елены.
– Нет, всё хорошо! – поспешил успокоить её Ромашкин.
Выбежав в коридорчик, узнать в чём дело, Елена, которая всё-ещё держала в руке увесистую сковородку, увидела довольно необычную картину: посреди коридорчика возвышалась секретарша Зина, крепко сжимающая в своих объятиях, будто маленького ребёнка, её законного супруга Мишу, перепачканного зубной пастой, а сзади, глупо улыбаясь, переминался с ноги на ногу инопланетянин Синх.
– Ах-х-х! – выдохнула Елена. – Вот, значит, чем вы тут занимаетесь!
Сердце её бешено забилось и она инстинктивно подняла сковородку. От необычайности и комичности ситуации, Михаила охватил приступ дикого смеха. Синх тоже не выдержал и захихикал.
– Лена… Это… Ха-ха… – смеялся Миша, ненароком подливая масла в огонь. – Это совсем не то... ха-ха... о чём ты подумала!
– Развратник! Извращенец! – негодовала Елена, в которой внезапно разгорелось чувство ревности. – Жены тебе, значит, мало?!
Озадаченная Зина, ничего не понимая, протянула Михаила Елене.
– Возьмите, – любезно сказала секретарша.
Миша засмеялся ещё громче.
– Ах, вы ещё издеваетесь?! – закричала Елена. – Нет уж! Оставьте его себе! Теперь это сокровище Ваше, уважаемая Зина!
И, громко хлопнув дверью, она удалилась на кухню.
Прохор, спустившийся с чердака и успевший застать часть этой сцены, застыл в дверном проёме с открытым ртом. Синх покатывался со смеху.
Секретарша снова притянула Михаила к себе и прижала к груди ещё сильнее. Тут уже Мише стало не до смеха.
– Спасибо большое, что не дали мне разбиться, Зина, поймав меня в свои добрые руки! Но поставьте уже меня, пожалуйста, на пол, – попросил Ромашкин.
Зина послушно выполнила просьбу. Миша поспешил ретироваться перед Еленой, отправившись чистить картошку и, вообще, всячески услуживать ей на кухне, но Лена надулась и не хотела с ним разговаривать до самого обеда.
Синх просто не знал, как ему оправдаться перед Прохором и перед всеми остальными за свою, такую страшную оплошность. Ведь если бы не робот-секретарша, летающий дом вместе со своими постояльцами навсегда бы исчез в глубинах океана, разбившись о его упругую поверхность. В лучшем случае они бы погибли сразу, в худшем – их бы скушали акулы... И как он только смог перепутать кнопки?!
– Хорошо, что всё так хорошо обошлось! – сказал Синх, стараясь не смотреть в глаза Прохору и сохранять в голосе свой обычный оптимизм, но от изобретателя не ускользнули нотки сожаления о случившемся.
– Ничего, мой друг Синх, – ответил он с пониманием. – Ничего страшного не случилось, а это главное.
Синх сказал сам себе, что этот урок он запомнит надолго, и уже не повторит подобных опрометчивых поступков. В ближайшие часы он больше не хотел напрашиваться в помощники к изобретателю. Уйдя в комнату, инопланетный гость взялся заниматься обучением Бима дивианским обычаям, говоря с ним на языке дивиян.

16.

– Что значит быть писателем? Какой каверзный вопрос! Можно всю жизнь описывать чувства простые, банальные, инстинктивные, низменные... Вот – радость. Вот – горе. Вот – боль... Обрадовали – радуйся. Обидели – горюй. Заболело – терпи… А душа? А духовность?.. Что? Где?.. Последовательность действий, ситуаций. О чём угодно... А о самом главном, о самых глубинных чувствах человека, рассказать то и некогда... Вот – чёрное, вот – белое. Зачем? Для кого? В чём суть? Что из чего проистекает?.. Только копнув глубже, можно распознать, как чёрное становится светлым. И наоборот, светлое – чёрным. Сердце стучит, стучит, стучит... Пытается достучаться до человека. Вот бы и самому человеку, с таким же рвением и терпением, постоянно стараться достучаться до сердца!..
Пётр Данилович поставил на полку очередную, дочитанную им философскую книгу. Взял с подноса чашку свежего кофе, заваренного любимой женой. Отхлебнул. Поблагодарил свою ненаглядную женщину нежным поцелуем. И, погрузившись в своё любимое плетённое кресло, стоящее на балконе, снова углубился в философские размышления.
– Как бездонен океан, так бездонен и мир человеческой души, Петенька, – поддержала любящая жена своего дорогого философа.
– Это так, это так… Но зачастую, люди, сами того не понимая, принимают написанное за буквально происходящее. Будто переносного значения у рассказчика – будь то поэта, философа, проповедника, миссии, пророка – существовать и в мыслях не могло! – вдохновенно произнёс Пётр Данилович. – Почему с такой наивной простотой люди строят своё мировоззрение, тем самым укрепляя даже подсознание, будучи твёрдо уверенными, что всё, что создавалось много веков назад, пусть и во имя справедливости, создавалось на фактически происходящих обстоятельствах, а не писалось с переносным смыслом? И если то, что написано, имеет право относится к версии, к теоретическому представлению возможного происходящего, то для чего опровергать другие теории, относя их к ложным? Взять, хотя бы религию. Например, в христианской вере рассказывалось, что создатель сотворил Землю и всё живое, включая человека, за 7 дней. Тем самым отрицалась теория эволюции, как богохульство. Пожалуй, здесь налицо явное буквальное понимание. Почему бы не задуматься о том, что, возможно, писалось это великое наследие с несколько переносным смыслом, специально, чтобы малограмотным людям было легче воспринять историю сотворения и взглянуть на мир более светлым взглядом? То же самое и в Коране. Только использованы другие слова, краски и названия... И всё ведь призывает к добру!.. Но... Порой мне кажется, что религии были придуманы для вечной борьбы между их приверженцами.
– Видимо, так уж устроен человеческий разум, Петенька, – заключила жена Петра Даниловича.
– Да, видимо, так устроен разум, – повторил её слова банановый магнат. – Постоянно переходя из крайности в крайность, он быстрее поверит и будет поклоняться чуду, чем сам сделает, что-нибудь, более-менее подходящее под это определение.

Как и обещала взволнованной Елене инопланетянка с апельсиновой кожей и синими волосами, она заботливо и зорко следила за детьми бывшей продавщицы. Было это не так то просто. Обнаружив, что земные малыши приносят намного больше хлопот чем дети далёкой Дивии, Алайа самым тщательным образом выполняла взятые на себя обязательства, охранять и беречь детишек Елены от всякого рода неприятностей, и поэтому была полностью занята ими.
Как нарочно, дети Миши и Лены, эти маленькие неусидчивые «комочки», унаследовали от своих темпераментных родителей весь комплект заряженных «на всю катушку» электронов в молекулярных составах своих организмов.
Куда они только не лезли! Чего они только не творили!
Во время прогулок по замечательному острову бананового магната Алайе приходилось концентрировать своё внимание в самой большой самоотдачей, гоняясь сразу за тремя зайцами. В данном случае «зайцами» являлись непоседы – Дашенька, Геночка и Сашенька Ромашкины.
Несчастные пингвины и павианы, завидев этих «милых крошек», удирали от них, будто от огня! Крокодил, как ушибленный током, выпрыгивал из запруды и пытался взобраться на пальму! А старый мудрый попугай Ара, когда его в очередной раз пытались ухватить за хвост, взлетал на крышу беседки, прикрывал голову разноцветным крылом и твердил одну только фразу: «Катастрофа! Катастр-р-рофа!»
Нередко доставалось от проказников и сыну Алайи. Своими детскими играми, спорами и капризами, озорная малышня поражала Филемона такой непредвиденностью, непредсказуемостью и нелогичностью, что умный инопланетный мальчик впадал в крайнее недоумение и боялся сойти с ума.
«Какое это странное ощущение — боязнь сойти с ума» – думал неземной мальчик, настойчиво помогая маме справляться с земными ребятишками, пытаясь угомонить их рассказами о своей планете, немалыми открытиями в области естествознания и другими серьёзными вещами.
Алайа была очень благодарна сыну.
– Если бы не ты, я бы и не знала, как мне с ними справиться, – хвалила она Филемона.

А тем временем...

Не вполне управляемый летающий дом продолжал парить над атлантическим океаном.

17.

Каким бы находчивым и изобретательным мыслителем не был Прохор Клюев, за такой короткий промежуток времени, что вполне понятно, ему никак не удавалось полностью наладить систему управления летающим домом. Несмотря на богатый запас всевозможных запчастей, ремонтируя то или иное устройство, ему обязательно не хватало какого-нибудь одного компонента, какой-нибудь одной маленькой детальки. Ко всему прочему, не особо надеясь на датчики и на помощь товарищей, приходилось регулярно следить за точной бесперебойной работоспособностью антигравитационной системы и выполнять ещё много другой, тоже немаловажной работы.
– Я успокоюсь лишь тогда, – сказал Прохор за обедом, – когда смогу полностью победить сопротивление ветра, посредством сопротивления электрической цепи!
Никто, кроме физика Синха, его толком не понял, но все закивали головами в поддержку своего главного мыслителя.
После обеда женщина-робот Зина уединилась на веранде. О чём то глубоко задумавшись, она сидела на старом дубовом сундуке, в котором у Ромашкина хранилась всякая давно забытая домашняя утварь, и никто не мешал её странным нечеловеческим мыслям.
Елена уже не дулась на Ромашкина, осознавая, как глупо она поступила, приревновав своего мужа к цапле-секретарше, у которой, разумеется, не было и нет никаких шансов тягаться с ней, с Еленой, в женственности. Она конечно знала, что Зина – робот, да ещё инопланетный, но… Ведь всякое бывает в этой жизни!.. Теперь она поглядывала на Мишу, виновато улыбаясь.
Синх уже совсем забыл о своём утреннем проступке и вёл увлечённый диалог с Мишей, сразу на три темы: рыбалка, садоводство и автомобилестроение.
– Сейчас без машины никуда! – уверял Миша. – Это только на банановых островах хорошо, а у нас в деревне ни поликлиники, ни рынка нормального никогда не было. За всем надо ехать в город. А автобус ходит раз в сутки.
Синх, который видел автобус только на картинке, озадачено заморгал глазами.
– Разве у земного автобуса есть ноги, как у моей Зины?
– Ноги? – не понял Миша.
– Ты сам так сказал: «автобус ходит в рассудке», – уточнил Синх.
– А-а… Ты неправильно понял... Не в рассудке, а раз в сутки, – Миша ненадолго задумался. – Понимаешь, у нас так говорят: «поезд ходит», «автобус ходит», «пароход ходит», «часы идут». А на самом деле, имеется в виду, что они движутся – едут, плывут, бегут и... так далее.
– Зачем такая путаница? – удивился Синх.
– Не знаю, – признался, пожав плечами Ромашкин. – Мы привыкли так говорить с древних времён.
– Значит, в ваших древних временах тоже были автобусы и пароходы? – с интересом спросил инопланетянин.
Миша рассмеялся.
– Да нет, Синх. Это просто слова.
Клюев, заулыбавшись, оторвал взгляд от микросхемы, которую в четвёртый раз перепаивал, посмотрел на озадаченного Синха и сказал:
– Понимаешь ли, мой дорогой друг, это такое народное красноречие, не претендующее на безусловную истину. Народный фольклор. Традиции… У каждого народа Земли они свои.

Никаких приключений в этот день больше не произошло. Незаметно наступил вечер. Потом ночь. Звёзды над крышей летающего дома ярко сияли и отражались, сначала в водах океана, затем в океане какого-то города, которого, к сожалению, обитатели летающего дома не видели по причине глубокого сна. И уже на рассвете произошла одна крайне неприятная случайность.

18.

Пролетая над одним из самых высоких зданий едва просыпающегося города, летающий дом вдруг зацепился своим нижним венцом за гигантскую антенну, резко накренился, и, перевернувшись вниз потолком, с грохотом врезался в крышу небоскрёба. Раздался звон битого стекла, полетели столы, кровати, диваны и табуретки, затрещали перегородки. Путешественники, подброшенные вверх ногами, полетели кто куда, больно ударяясь обо что попало. Ещё мгновение, и многострадальный пятистенок Михаила Ромашкина, утратив печную трубу и крыльцо, разломился на три части: кухня, зал с комнатой и прихожая с верандой лежали теперь отдельными кусками. Жуткий ветер тут же постарался сдуть весь мало-увесистый скарб из остатков летающего дома. Порвал и утащил занавески и скатерти, уволок одеяла, и начал трепать всё, что попадалось на его пути. Напуганный Бим, заметавшись по крыше, чуть было не слетел с неё в бездонное пространство.
– Бим!.. Лена! Держи его… за хвост! Он летать не умеет! – прокричал зажатый между стеной и диваном Михаил, увидев, что его боевая подруга ползёт на четвереньках по крыше.
Елена, видимо ещё не успевшая как следует испугаться, оставив свои дикие слёзы на потом, отважно схватила пса за лапу и спасла его от неминуемой гибели вдали от Родины.
Перекрикивая свист ветра, Синх звал на помощь свою секретаршу Зину. Помощь требовалась Прохору, который никак не мог выбраться из-под угодившего на него старого Мишиного шкафа. Шкаф был не такой уж и тяжёлый, Синх мог бы и сам легко помочь Клюеву выкарабкаться, но ошалевший от волнения, бедный инопланетянин только прыгал, кричал и размахивал руками.
Робот-секретарша не заставила себя долго ждать и, в ту же минуту, её тощие, но очень сильные руки принялись разгребать завалы вокруг Прохора.
– Все живы? – задыхаясь, спросил изобретатель, наконец извлечённый из своего нелепого заточения. Голова его кружилась, и он сам, находясь в шоковом состоянии, ещё не чувствовал своих многочисленных порезов и ушибов.
– Да, слава Богу, все, - ответил Михаил. – Легко отделались! Но, прошу вас, пожалуйста, будьте любезны, отодвиньте уже этот чёртов диван!

Видели всю эту картину из своих окон горожане, живущие в соседних небоскрёбах, или не видели – доподлинно не известно. Во всяком случае, в тот злополучный день ни одна теле-радиостанция на эту тему не распространялась. Заметим, кстати, что жители Нового Орлеана (куда и занесло путешественников), вообще, народ занятой - вечно озабоченный какими-нибудь делами. Им некогда разглядывать всякие там мелкие подробности, творящиеся на крышах их небоскрёбов.

Спрятавшись за останками летучего дома от ветра, люди, инопланетяне и прочие «туристы» старались отдышаться и успокоиться.
– Это просто очень прекрасно, что сейчас нет дождя! - воскликнул старина Синх, и позитивному голосу инопланетянина мог бы позавидовать любой землянин.
Зина, молча, вторила ему своей очаровательной улыбкой и самым нежным взглядом, на какой только может быть способна искусственная секретарша.

Несмотря на аварийную ситуацию, постигшую «летучий дом» (следует отдать ему должное!) снаружи, по большей части, он так и оставался невидимым, и то, что могли бы разглядеть обитатели соседних высоток, было не столь уж и заметным.
– Где мы очутились? – всхлипывая, спросила Лена. – Это другая планета?
– Нет. Мы где-то в Америке, – попытался успокоить её Клюев.
– В Америке? – удивлённо переспросила перепуганная женщина. – Боже мой! Теперь нас арестуют за нарушение границы! И я больше никогда не увижу мою маму и моих любимых деточек!..
– Не надо, Лена! – взмолился Ромашкин.
– Ну, придумайте же что-нибудь! – простонала бывшая продавщица, заламывая театрально руки.
- А что если послать вниз, в город, мою Зину? Так сказать, разведать обстановку, изучить местные обычаи? - подумал вслух Синх.
Все прислушались. Инопланетянин продолжал:
- Моей Зине легко будет изучить язык местного населения, ведь она обладает самыми мощными энерго-приборами, аккумуляторами и новейшим блоком памяти. Тогда мы с лёгкостью сможем общаться с продавцами в здешних магазинах и не погибнем с голоду.
В наивных размышлениях Синха было немало разумного. Компании изобретателя действительно требовались многие механизмы и инструменты для починки "летающего дома" и провиант, а раздобыть их в незнакомой стране, не зная толком местной речи, было бы крайне трудно.
– Зина! - воскликнул вдохновлённый своими идеями наш инопланетный чёрно-жёлтый друг, и в словах его не было ни капли иронии. - Ты немедленно должна спуститься в город, изучить язык и манеры общения горожан, и принести нам поесть! Кстати, ты очень похожа на французскую самку.
– У нас на планете говорят "на француженку", – любезно поправил изобретатель. – Но отправлять Зину в город прямо сейчас не надо. Сначала следует составить последовательную схему наших действий.
Хорошо! – согласился начальник Зины. – Тогда давайте скорее составим эту последовательную схему, пока мы не проголодались!
Минутой спустя Зина невозмутимо спускалась в незнакомый город, с помощью той самой верёвочной лестницы, которую когда-то давно, придумав свой первый антигравитатор, модифицировал изобретатель Прохор Клюев.

19.

Было решено: из трёх частей развалившегося дома (как бы ни было печально Биму и Михаилу) выбрать одну – самую уцелевшую - восстановить её, насколько это возможно, при помощи материалов оставшихся от первых двух частей, и таким образом побороть имеющуюся проблему.
Как ни странно, лучше всего сохранилась кухня. Если не считать поломанной печки-голландки, которую ещё можно было починить, выбитого окна, и покорёженных дверей, в целом кухня была достаточно непострадавшая.
Лучше всех в строительстве разбирался, конечно, Синх: он был намного старше остальных по возрасту, хотя и выглядел бодрячком. Но беда была в том, что химического состава, с которым он мог работать, увы, на планете Земля пока не было.
- У нас на Дивии, - делился Синх своим опытом. – Чаще всего для постройки зданий используется…
- Мы на Земле, - бесцеремонно перебил его Михаил. – Даже не совсем на земле - на крыше этого дурацкого небоскрёба.

Несколько антигравитационных механизмов безвозвратно исчезли. Пришли в полную негодность почти все механизмы управления полётом.
Кое-что можно было бы восстановить, но, к сожалению, чемоданчик изобретателя тоже пострадал от аварии. От ударов многое помялось, поломалось и разбилось. Большинство механизмов из его оборудования пришло в полную непригодность. Самым же страшным было то, что ветер унёс почти все его тетради с записями и схемами. И пугало Прохора не то, что он может не вспомнить какую-либо важную информацию, но то, что эта самая информация, из унесённых ветром тетрадей, может запросто попасть в руки недобросовестных дельцов, послужить их злым намерениям, или даже стать причиной гибели всего человечества.
- Каким же я был дураком раньше! - посетовал изобретатель с глубоким вздохом. - Почему мне в голову не приходила мысль шифровать свои записи? Ведь можно было бы что-то сделать. Я наивно восторгался своими достижениями, и даже не думал о том, что они могут принести человечеству ни только пользу, но и вред!
- Не думай об этом, - попытался успокоить его Синх. - В любое мгновенье в мире может случиться всё, чему угодно случиться, независимо от нашей предосторожности. Всего не предусмотришь.
Прохор отмахнулся.
- Да, это так, но это никому не даёт право быть непредусмотрительными болванами.


20.

Как неоднократно заявляли многие мудрецы, для большинства людей (а возможно и любых других представителей мирового пространства), реальность – это то, что является следствием осязания «реальности» через призму собственного восприятия. Реален и тот факт, что не вполне известно, реальность ли сама подстраивается под точку зрения всякого отдельного субъекта, или же точка зрения всякого отдельного субъекта подстраивается под реальность. При таком положении, рассуждать о реальности и нереальности – занятие, вообще, неблагодарное.

Секретарша Синха была всегда готова и рада исполнить свой гражданский долг. В её искусственном мозгу было расписано всё до мелочей.
Во-первых: она должна была отправиться в город, собрать полезную информацию, изучить достопримечательности – записать разговоры местных аборигенов, сфотографировать, проанализировать.
Во-вторых: требовалось раздобыть каким-либо способом (не особо противоречащим правилам высокой морали) местную валюту, запастись продуктами питания и медикаментами на ближайшее время.
В-третьих: отыскать инструменты для починки «летучего дома», его антигравитационной системы и прочих механизмов жизнеобеспечения.
В-четвёртых: купить для всех членов команды подходящую одежду, постельные принадлежности, зубные щётки и туалетную бумагу.
И, наконец, в-пятых: приобрести Биму поводок и ошейник, чтобы он случайно не заблудился в незнакомой местности.

Зина выполнила все задачи самым лучшим образом.
Погуляв по улицам, она пощёлкала глазами-фотоаппаратами направо и налево. Узнала как добраться до торговой площади. Увидела, что люди расплачиваются за товар бумажками, называемыми «купюры», которые добываются из железного ящика с надписью «Citibank». Подошла к такому ящику, когда поблизости никого не было, молниеносно провела ладонью по его приборной панели, отчего он сразу отключился и, аккуратно расширив отверстие для выдачи денег, просунула в него руку и достала несколько тысяч долларов. Положив их за пазуху, Зина снова привела «купюрный ящик» в полный, как ей показалось, порядок. Правда, немного не рассчитав, она сплющила отверстие для выдачи банкнот так сильно, что денежный автомат не смог больше выдавить из себя ни цента.
Никогда ещё в Новом Орлеане продавцы не видели такого щедрого покупателя! Зина раздавала зелёные бумажки, доставая их из-за пазухи, как заправская миллионерша. Например, за ошейник для Бима секретарша Синха, не глядя, выложила 500 долларов, а за туалетную бумагу не пожалела 100 баксов!
С самого рынка за Зиной увязался «хвост». Двое парней, достаточно неопрятного вида, лет по 20 – 25 каждому, преследовали секретаршу. По одной их наружности можно было без труда догадаться, что это либо хулиганы, либо что похуже. У Зины на левом плече висела неимоверно большущая сумка, в которой уместился бы целый бык. Вторая - не менее увесистая «авоська» - тянула к земле правую руку. Но парней, видимо, нисколько не смутило, что такая тощая особа легко умудряется нести вес втрое больше собственного. Зина, с географической точностью, шла по обозначенному внутри её головного глобуса маршруту. Завернув за угол, она собиралась пройти ещё восемьсот сорок четыре шага направо, затем триста семьдесят два – налево, и… вдруг…
Путь ей преградили.
- Hello!! – сказал, ухмыляясь, один из негодяев и резко ударил секретаршу кулаком в нос.
Другой – схватил, и выдернул из рук Зины обе сумки. И тут же, одновременно, оба мерзавца издали вопль, смешанный с ощущением боли и удивления. Первый хулиган покатился по земле, прижимая к груди окровавленную кисть своей внезапно поломанной правой руки, которой он хотел сломать нос «хрупкой женщины». Второй, уронив обе неподъемные сумки себе на ногу, никак не мог выкарабкаться из-под них, и визжал, как поросёнок, сам не понимая от отчаяния или боли.
- You all right?* – спросила обеспокоенная поведением странных людей добрая секретарша Синха, уже успевшая хорошо изучить местное наречие.
– All very good!* – заверили её сквозь слёзы стонущие бандиты.
– I feel that you cleanse the bowel,* – сообщила Зина, принюхиваясь.
– Go to the devil's mother!* – взмолились жулики-неудачники.
Подняв свои сумки, «хрупкая женщина» мило улыбнулась и поспешила по своим делам.
– Good-bye, good woman!* – промямлили грабители, очень явно понимая как они сильно на этот раз обделались.

21.

Ах, с какой радостью встречали Зину узники крыши небоскрёба! Ожидания были не напрасны – все задания оказались на сто процентов выполнены добросовестной секретаршей.
– Наконец-то! – воскликнул изобретатель, доставая из вместительной сумки мешок с так сильно нужными ему материалами, химическими элементами и прочими вещами.
Елена распаковывала кульки с обновками. Михаил доставал и раздавал пропитание – изыски местной кухни в упаковке с буквой «M».
– Зина, что это с твоим носом? – заметив вмятину на носу Зины, спросил Синх, бодро справляющийся со своим гамбургером. – Ты пыталась целоваться с каким-нибудь здешним роботом?
Зина смущённо покачала головой.
– Похоже на печатку, - предположил Миша Ромашкин, приглядевшись.
– Что за печатка такое? – полюбопытствовал Синх.
– Не «такое», а «такая». Это – перстень… ну, штуковина… круглая, с квадратной… такой… нахлобучкой сверху, которую некоторые мужики на пальцах носят, - попытался объяснить Миша, но, понимая, что инопланетянин с трудом его понимает, сам запутался и в недоумении замолчал.
– Надо запретить подобные изобретения в вашем мире! – убедительно воскликнул инопланетный химик, чуть не подавившись хот-догом. – Это же безобразие! Зачем создавать предметы, предназначенные для того, чтобы ваши люди уродовали наших роботов?! Это ужасно!.. Это крайне отвратительно, когда разумные существа привыкают к тому, что у них есть руки, и эти руки могут творить не только благие дела. Представьте, как хотели бы иметь руки те, у кого их отродясь не было, чтобы просто пошевелить ими, обнять кого-то, смастерить что-нибудь прекрасное! Например, вот это блюдо (он потряс в воздухе своим хот-догом). Но иметь руки для того, чтобы ими творить безобразия?!.. Это ужасно! И, как я заметил, земляне осуждают злодеяния не так рьяно, как должны бы были осуждать!
Михаил пожал плечами.
– Поживи на Земле с годик – другой, дорогой мой друг Синх, – посоветовал Изобретатель. – Станешь проповедником. Вот тогда, может быть, люди прислушаются к твоим мудрым доводам, и начнут воспринимать вещи по-человечески.
– Да уж, – согласился Ромашкин. – Это точно. Научить людей думать по-человечески только инопланетянину и под силу!
Синх на секунду о чём-то задумался. Потом он несколько раз посмотрел в небо (возможно, представляя себе свою далёкую родную Дивию), обвёл всех присутствующих осмысленным взглядом, и поднял вверх указательный палец.
- Друзья! Если вы серьёзно считаете, что я могу принести пользу вашей планете - я готов! – важно заявил чёрно-жёлтый пришелец.
Увидев, как Ромашкин, пытаясь удержаться от смеха, брызжет кока-колой, Клюев сам не удержался, засмеялся, поперхнулся и закашлялся. Елена переглянулась с Зиной, и их лица растянулись в милых улыбках. Бим, слопавший свой третий хот-дог, тоже заулыбался, правда каким-то своим собачьим мыслям. Синх понимал – все радуются его героическому решению!

22.

И опять закипела работа.
Почти двое суток понадобилось горе-путешественникам, чтобы реконструировать летающий дом. Конечно, если бы не баба-робот Зина, работа бы длилась намного дольше. Как выяснилось, секретарша Синха оказалась незаменимым помощником в строительном деле. Достаточно было внедрить в её мозг точную схему, задуманную Прохором и нарисованную Синхом, как она тут же принималась исполнять команду с точностью до десятой доли миллиметра. Стоит отметить, что скорость её работы чаще всего мешала остальным участникам строительства что-либо делать. Клюеву и Ромашкину оставалось только любоваться процессом.
– Эх, такую бы секретаршу каждому землянину – и жены никакой не надо! – мечтательно промурлыкал Ромашкин.
Елена хмуро покосилась на мужа и во взгляде её снова промелькнула ревность.
– Каждому землянину? – переспросил Синх. – Думаю, на это понадобилось бы немало микролет.
– Что ты имеешь ввиду, Синх? – поинтересовался Прохор.
– Понадобился бы целый большой завод, чтобы построить для каждого землянина такую секретаршу, как моя Зина. Но, скажу по правде, в каждом роботе важна индивидуальность.
– Какая ещё индивидуальность? – усмехнулся Ромашкин. – Индивидуальная микросхема?
– Робот должен отвечать всем требованиям, предъявляемым к нему его начальником! – задрав указательный палец вверх, как некий учитель, увлечённо заговорил Синх. – Он должен понимать своего начальника с полуслова, или с одного жеста. Иначе будет полная неразбериха! Но как это сделать если каждый человек, да и любой другой житель вселенной, индивидуален? У каждого свои привычки, предпочтения, знания, слова, жесты. Есть только одно решение: каждый робот должен быть подстроен под характеристику каждого отдельного субъекта, а для этого он должен стать прежде всего хорошим другом для своего обладателя.
– Истинная физика всегда переплеталась с истинной философией, – заметил изобретатель. – Браво, старина Синх! Твой подход к созданию роботов намного человечнее, чем у большинства людей к созданию себе подобных.
– Да, Синх, хороша твоя Зина! – снова, без какой-либо задней мысли, не удержался от похвалы Ромашкин, любуясь работой здравомыслящего-инерционного-навигационного агрегата.
Остановив работу, Зина на мгновение обернулась, посмотрела на мужчин как-то смущённо и едва заметный румянец окрасил её бледные худые щёки.
Елена, от внимания которой не ускользнуло ни одного слова, недовольно фыркнула.
– Вместо того, чтобы любоваться чужой работой, мужчины, – сказала она обиженным тоном. – Вы бы лучше сделали какой-нибудь навес над кухней, а то солнце так печёт, что скоро и самого повара, то есть меня, зажарит.
– Ну и хорошо! – развеселился Миша, обращаясь к жене. – Мы с удовольствием съедим тебя на ужин! Ты у меня вон какая аппетитненькая!
– Никакая я не аппетитненькая! – возмутилась Елена, посмотрев на Мишу, потом на себя, а потом искоса на остальных.
«Конечно, в сравнении с этой тощей курицей, я может быть и выгляжу упитанной, – подумала Елена, взглянув на Зину. – Но говорить при людях, что я аппетитненькая – просто свинство!»
Рассмеявшись, Миша хотел обнять жену, но она шарахнулась от него в сторону и погрозила своим маленьким кулачком.
– Тише! Тише! – поднял Миша руки вверх, отходя от Елены, давая понять, что он искренне раскаивается за свои глупые шутки.
Согласившись с требованием Елены, Прохор и Синх уже собирались заняться навесом над импровизированной кухней, но солнце скрылось за большую тучу и к тому же появились дела поважнее.
– Бим! – воскликнул вдруг испуганный Ромашкин. – Что с тобой стало?
Обернувшись на голос Михаила, все, к глубокому ужасу, увидели Бима без передних и задних лап и, вообще, без всей задней части! Кусок собачьего хвоста лежал как-то отдельно и… шевелился!
– Бим! – не своим голосом позвал Ромашкин, наклонившись над своим любимым питомцем и протянув к нему руки.
Утомлённый жарким солнцепёком, пёс медленно поднял лохматую голову, посмотрел на хозяина. Хвост его, отделённый от оставшейся части туловища, завилял! Зрелище это повергла Елену в такой ужас, что бедная бывшая продавщица, не успев включить свою привычную голосовую сирену, упала в обморок.
Прохор Клюев подошёл к Биму, погладил его по лохматой шевелюре, ощупал обрубки лап, туловища и хвоста. Потом посмотрел на свою руку и – о, чудо! – ладонь его сделалась наполовину прозрачной!
– Что с… случилось? – заикаясь спросил недоумевающий Синх.
– Всё ясно, как день! – усмехнувшись ответил изобретатель. – Бедолага Бим нашёл мой невидимый чемодан с банкой невидимой краски, про которую из-за всего случившегося я совсем забыл.
– Фу–х! – выдохнул Ромашкин. – Это всего лишь невидимая краска?! Так и разрыв сердца случиться может! Надеюсь, я не поседел?
– Я и сам страшно испугался… – подтвердил Клюев. – Но Елена, похоже, перепугалась больше всех. Видите, она лежит и не движется! Надо скорее привести её в чувство.
– Зина! – воскликнул Синх. – Живо принеси аптечку!
Через минуту, очнувшаяся с помощью нашатырного спирта, нежно поддерживаемая руками Михаила, Елена сидела и обводила взглядом присутствующих. К счастью, она почти ничем не ударилась, и на вопрос, болит ли у неё что-нибудь, отрицательно покачала головой.
Заинтересованный Бим на невидимых лапах, помахивая хвостом, отлепленным от туловища, подбежал к Елене и она опять чуть не потеряла сознание.
– Я что, одна это вижу? – произнесла она, наконец, тихим дрожащим голосом, кивнув в сторону Бима. – Мне, наверное, голову напекло?
– Нет, Лена! Что ты, – ответил голос Ромашкина у неё за спиной. – Это всё ерунда! Не обращай внимания!
– Это просто краска, – пришёл на помощь Прохор. – Обычная краска, делающая предметы невидимыми. Такая же, который был выкрашен наш летающий дом. В момент нашего неудачного «приземления» на крышу этого небоскрёба она потерялась, как и многие другие вещи, а Бим её нашёл!
– А-а… Это хорошо, – произнесла Елена, обдумывая слова Прохора. – Но какое всё-таки жуткое и отвратительное это зрелище!
– Его следует немедленно отмыть! – нашёлся Синх. – Прохор, чем отмывается эта волшебная краска?
– Конечно, Синх, мы обязательно отмоем Бима. Но сделать это придётся не сегодня, и даже не в ближайшие дни. На приготовление специального раствора требуется время, а сейчас у нас есть дела поважнее. Придётся всем слабонервным временно смириться с видом нашего... – Прохор хотел сказать «четвероногого», но, посмотрев на полувидимого, можно сказать висящего в воздухе Бима, замешкался. – Нашего... славного друга.
– Это логично, – закивал чёрно-жёлтой головой инопланетянин Синх.
– Что ж, пусть побудет частично невидимым. Видимым он побыть ещё успеет, – поддержал Миша. – Мы справимся – правда Лена? – мы привыкнем!
– Хорошо, Прохор Петрович, я привыкну, – согласилась Елена, стараясь больше не смотреть в сторону «отвратительного зрелища».

23.

Поиски невидимой банки с невидимой краской продолжались недолго. В тот же день, едва начавшись, они были прекращены. Там, где Бим оставил следы своих лап, краска, как и на самом Биме, высохла и отражала облачное небо. Полбанки оказалось разлитой по крыше небоскрёба, но того, что удалось отыскать, вполне хватило на покраску непрокрашенных участков нового, втрое урезанного летающего дома.
Вечером состоялся праздничный ужин. «Новосёлы» любовались своей работой. Было сказано много похвальных слов ни только в сторону Прохора, Синха и Зины, но и в сторону Бима, умудрившегося отыскать банку с невидимой краской.
– Теперь дело за малым, – сообщил друзьям Прохор, показывая на кучу разных проводов и непонятных механизмов. – Собрать воедино все эти детали уцелевшие от прежнего двигателя, и можно продолжать путешествие.
– Как?! Прохор! – удивился Ромашкин. – Да тут работы, наверняка, на неделю!
Елена испуганно уставилась на Клюева.
– Ладно! Ладно, друзья! Не пугайтесь!.. Сдаюсь... Я пошутил! – засмеялся изобретатель. – Только… Только, пожалуйста, не убивайте меня этими строгими взглядами!
– Да за это не взглядами, Прохор! За это… – воскликнул Миша. – Эх, дай-ка я задушу тебя сейчас в своих объятиях!
– Хо-хо! – задорно подхватил Синх. – Самое хорошее чувство, это – чувство юмора! Это точно!
И всем стало хорошо и весело!
– Завтра мы улетим с этой гостеприимной крыши, друзья! Сегодня рисковать не обязательно, – сказал напоследок Клюев. – А сейчас, давайте набираться сил, нужно отдохнуть и крепко выспаться.

Наступила ночь. Зине не спалось. Впрочем, это более чем понятно – роботы никогда не спят. Конечно, если бы Синх позаботился о том, чтобы отключить её на ночь, ей бы не лезли в голову разные мысли.
Зина сидела на самом краю крыши и смотрела вниз на мерцающий ночными огнями, такой большой и одновременно миниатюрный (когда смотришь на него с высоченного небоскрёба) город. Затихали ночные улицы. Замирала мирская жизнь.
Настроив окуляры своего зрения в самую даль, робот-секретарша разглядывала городские окраины, заглядывала в одиноко освещённые окна, смотрела на жизнь горожан. Иногда, прибегнув к тончайшей настройке радиолокационной системы в механике своего мозга, ей удавалось услышать и разобрать о чём полушёпотом разговаривают семейные пары, сидя за столом или лёжа на кроватях. За некоторыми окнами молодые люди, чаще женского пола, качали на руках маленьких людей, укладывали их в кроватки. Зине было интересно и странно.
Вдруг внимание её привлёк звук пропеллера. Секретарша обернулась на звук. Маленький частный вертолёт опускался на крышу небоскрёба.
«Опасность! Опасность! – сигнализировало в мозгу у Зины. – Нужно предупредить начальника Синха!»
Тем временем, несколько человек в тёмных одеждах и чёрных масках выпрыгнули из вертолёта и побежали прямо на Зину.
«...нужно предупредить начальника...» – стреляло в мозгу у робота-секретарши. Она была уже совсем близко от двери невидимого летающего дома. Вот рука её потянулась к невидимой дверной ручке…
В этот самый момент Зина почувствовала, что чуть ниже лопатки её кольнул сильный разряд электрического тока. Наступило странное оцепенение. В глазах её потемнело. Она отключилась и упала прямо на прочную металлическую сетку, которую кинули под неё люди в чёрных масках.
Услышав за входной дверью грохот, вызванный падающей Зиной, полусонный Бим попытался залаять.
– Тихо! – сквозь сон скомандовал Миша.
Обитатели летающего дома проснулись. Синх первым выглянул в окно. Четверо чёрных громил волокли его несчастную секретаршу, стянутую металлической сеткой, на противоположную сторону крыши, к какому-то мерцающему в темноте предмету.
– Что они делают?! – закричал удивлённый инопланетянин. – Этого нельзя делать! Я не разрешаю утаскивать мою Зину! Прохор, скажите им!
Клюев вскочил с кровати и чуть не наступил на Ромашкина, спящего на напольном матрасе. Елена уже тоже выглядывала в окно.
– Ой, мамочки! – запричитала испуганная женщина. – Это наверное полиция! Они арестовали Зину и теперь её депортируют, или посадят в тюрьму, за нарушение границы и общественного порядка... И нас тоже арестуют!..
– Нет, Лена, это точно не полиция, – перебил её Прохор.
Ромашкин кинулся к двери.
– Миша, они могут быть вооружены! – предупредил Клюев.
Открылась невидимая дверь летающего дома и, будто из ниоткуда, на крышу выскочил Михаил Ромашкин, босой и в семейных трусах. В одной руке у Ромашкина была лопата, в другой – эмалированный таз, попавшийся ему под руку. Миша кинулся в сторону вертолёта, но было уже поздно. Вертолёт оторвался от крыши и взял курс куда-то на северо-запад, унося с собой бедную секретаршу Синха. Выбежавший вслед за Ромашкиным чёрно-жёлтый инопланетянин не мог проронить ни слова. Казалось, язык у него во рту мгновенно приклеился к нёбу. Он остановился рядом с Мишей, всхлипывал, и смотрел на стальную сетку, привязанную к вертолёту, в которой, как в авоське, лежала обездвиженным грузом его милая Зина.
– К сожалению, мы не можем броситься вдогонку за ними. Скорость нашего «летучего дома» намного меньше, чем скорость их вертолёта.
– Что же нам делать? – спросил хриплым голосом Синх, к которому наконец-то вернулся дар речи.
– Есть одна неплохая мысль, – поспешил обрадовать его Прохор. – Мы можем настроить наш радиоприёмник на частоту радиосигнала твоей секретарши…
– Грандиозная мысль! – тут же подхватил идею Синх. – Тогда мы с лёгкостью вычислим, где находятся эти бандиты, которые её украли!
– Главное, чтобы они не отключили её полностью, – предположил Ромашкин.
– Это исключено! – заявил Синх. – Радиоволновой передатчик, встроенный в Зину на случай утери, работает независимо от всего остального оборудования.
– Это хорошо! – заметил Миша. – Но странно… Зачем её похитили? Кому она тут понадобилась?!
Синх задумался. Он не знал что ответить.
- Мне кажется, – предположил изобретатель. – Я даже уверен, что это похищение связано с теми мерзавцами, которые хотели её обокрасть.
- Ты думаешь, они хотят ей отомстить за причинённые им моральные оскорбления? Изнасиловать и убить?.. – начал было Ромашкин.
– Что ты, Миша! – взмолился Синх.
– Всё может быть, – вздохнул изобретатель. – Но, скорее всего, эти мелкие воришки догадались, что она не простая дамочка, а нечто кибернетическое. Навряд ли у рыночных жуликов мог быть собственный вертолёт. Думаю, они слили информацию своим главарям. И эти главари хотят воспользоваться возможностями необычайно-сильной женщины.
- Как воспользоваться? – простонал Синх.
- Не знаю, - признался Клюев.
– Бедная Зина! Что с ней теперь будет? – всхлипнула испуганная Елена, присоединившись к разговору мужчин. – Её могут разобрать на запчасти и продать за большие деньги. И мы никогда её больше…
– Нельзя допускать дурных мыслей, как всегда говорит мой отец, - перебил её Прохор Клюев. – Лучше подумать о том, как нам быстрее вернуть её законному владельцу.
– Это правильно! – поддержал Синх. – Не будем предполагать неприятные подробности.

24.

Ирония судьбы, или иное стечение обстоятельств послужило тому причиной, но несчастная секретарша химика Синха оказалась в плену ни у кого бы то ни было, а у известного на всю округу бандита по имени Брайн Курва (Brain Curve), как его величали члены его банды.
Будучи известным негодяем, таковы факты, как человек Курва был не очень-то известен. Спроси любого: «Кто такой, этот Брайн Курва?» – тут же последует ответ: «О, это страшный авантюрист, вор и мошенник! Главарь банды!» А какой он внешне, где живёт, чем увлекается кроме незаконной деятельности? – никто не знает. Поговаривали, что на запад он перебрался года три тому назад, откуда-то с юга. Молчалив, но когда разговаривает имеет неприятный акцент. И всё.

Непросто было Синху настроить земной радиоприёмник на неземную частоту, исходящую от робота-секретарши. А уловив первые признаки родного его сердцу радиосигнала, требовалось ещё точно определить откуда именно поступает этот сигнал. Хорошо, что аппаратура Прохора, отвечающая за навигацию летающего дома во время полёта, была уже полностью отремонтирована и работала даже лучше чем до аварии.
Прохор смотрел на отображение волнового сигнала, пляшущего по маленькому экрану дорожного телевизора, приспособленного им самим в качестве сопутствующего приспособления к локационному оборудованию, и делал расчёты. Карта местности, лежащая на столе перед Клюевым, была уже насквозь мокрая от его пота. Да, тут было над чем попотеть!
Наконец, Прохор занёс руку с авторучкой над определённым участком карты и поставил на этом месте жирную точку.
– Вот! – сказал изобретатель голосом победителя. – Я уверен, это здесь!
– Окраина города? – спросил Ромашкин, взглянув на точку.
– Возможно это какие-нибудь трущобы, заброшенный завод, или что-то в этом роде, – предположил Клюев.
– Нужно немедленно отправляться туда! – возбуждённо затараторил Синх, тыча тощим пальцем в точку на карте. – Мы должны заставить этих людей вернуть нам мою Зину! Они не имеют никакого права посягать на имущество инопланетян!
– Поверь мне, Синх, тем негодяям, которые украли Зину наплевать на правила высокой морали, – положив руку на плечо инопланетянина, сказал Ромашкин. – К ним нельзя просто прийти и заявить, чтобы они вернули то, что им не принадлежит. Это бандиты – люди без совести.
– В полицию мы, разумеется, обратиться тоже не можем, – добавил Прохор. – Мы и сами находимся здесь без разрешения закона.
– И посольства для инопланетян наверняка в этой стране не имеется, – вздохнул Синх.
– Можно только догадываться, что ждёт нашу бедную Зину, – вставила Елена.
Прохор заходил по комнате.
– У нас ещё осталась невидимая краска? – спросил он вдруг у Миши, остановившись.
– Немного есть, – ответил Ромашкин.
– Мы воспользуемся тем, что нас никто не видел и, надеюсь, не увидит, – произнёс изобретатель. – Миша, неси краску!
Приготовления к походу в логово бандитов заняли всё утро. Пока Синх, Прохор и Миша занимались покраской своих одежд в цвет «невидимости» (кстати, Прохор не забыл прикрепить к ним некоторые приспособления, которые вполне могут пригодиться), Елена шила для мужчин замысловатые головные уборы, которые могли бы скрыть голову вместе с лицом и должны были иметь узкие прорези для глаз.
Увы, чудо-краски на один из головных уборов не хватило.
– Эту недокрашенную шапку надену я! – заявил Синх. – Вы не должны очень сильно рисковать из-за моей Зины.
– Нет, Синх, – строго и убедительно сказал Прохор. – Эту вещь надену я, так как в нашем путешествии я всё-таки старший. А на капитана всегда ложится большая ответственность за команду, и перед государством, и перед собственной совестью!
– Ой! – воскликнула обрадованная внезапной мыслью Елена. – Я, кажется, кое-что придумала!
– Что? – спросил Миша.
– Можно остричь невидимые волосы у Бима и приклеить их на неокрашенную часть шапочки!
Она подозвала Бима, наклонилась к нему с ножницами в руках, но постригаться Бим совсем не собирался. Ускользнув от щёлканья ножниц, он громко тявкнул и спрятался под кроватью.
– Не надо, Елена, – сказал изобретатель улыбаясь. – Я надену эту тюбетейку неокрашенной стороной назад, проделав разрезы для глаз с окрашенной стороны, а если понадобится удирать от погони, переверну её задом наперёд. И в любом случае останусь невидимым.
– Также можно прикрывать видимую часть невидимым рукавом, – посоветовал Синх.
– Елена, мы постараемся вернуться как можно раньше, – убедительно сообщил Прохор. – Закройтесь в доме, ни в коем случае не открывайте ни окна, ни двери, и никуда не выходите!
– Хорошо, – кивнула Елена. – А как же Бим? Вдруг он захочет погулять и начнёт лаять и биться лапами в дверь?
– Боюсь, придётся его напоить снотворным, – сказал изобретатель, немного подумав. – Раскрошите ему в суп для начала одну таблетку.
– Поняла, – заверила Елена.

Облачившись в невидимую одежду и сделавшись практически совершенно невидимыми, друзья были готовы выступить навстречу возможной опасности. В один из карманов своего костюма Прохор Клюев положил пульт для управления антигравитационными приспособлениями, в другой – специальное приспособление для Зины. Ромашкин должен был отвечать за карту и компас. Синху доверили нести фонарик.
– Присядем на дорожку, – предложил Миша. – Хорошая примета...
– Я и так сижу, – сообщил невидимый Синх.

25.

У Прохора был план. План этот созрел по мере приготовления к походу за Зиной. Первоначально он думал отправиться за ней на летающем доме, но затем, обмозговав всё более тщательным образом, пришёл к решению оставить летающий дом на прежнем месте.
«Лучше уж преодолеть этот путь пешком или как-то ещё, чем лишний раз рисковать нашим единственным средством передвижения по воздуху, – сказал сам себе изобретатель. – Летать над городом очень опасно».
Поход в невидимых одеждах не мог обойтись без эксцессов. Друзья постоянно натыкались друг на друга, особенно когда им приходилось обходить предметы и прохожих. Не видя даже собственной тени, они спотыкались о бордюры и ступеньки. В эти моменты слышались их чертыхающиеся, ойкающие или айкающие возгласы. Всякий раз в голову Прохора приходила мысль, что от подобного мероприятия чудес лучше не ждать. Но с другой стороны, спасти инопланетного робота в этой чуждой и малоизвестной реальности без чуда было просто невообразимо!
Приходилось идти очень медленно. Боясь случайно оторваться друг от друга слишком далеко и потеряться в незнакомом городе, Синх, Прохор и Миша постоянно перешёптывались, и это не могло остаться незамеченным отдельными прохожими. В полном недоумении, прохожие озирались по сторонам.
– Excuse me, are you all right? – спрашивали они у таких же озирающихся.
– Sorry, I do not understand! – отвечали те.
Ромашкин и Синх совсем не разбирались в английском.
– О чём они говорят? – спрашивал голос Синха из пустоты.
– Тише! – шептал в ответ голос Михаила.
Прохор Клюев иногда понимал о чём была речь иностранцев, но не спешил переводить её своим друзьям: нужно было соблюдать крайнюю осторожность.
Однажды, когда Синх засмотрелся в сторону, глядя на одного большеголового негра, напомнившего ему самого себя в молодости, прямо в его живот ткнулась голова какого-то упитанного мальчишки. Мальчик как раз держал перед своим носом мороженное на палочке и собирался его лизнуть. Невидимый Синх от неожиданности вскрикнул. Размягчённое солнцем мороженное в один миг оказалось раздавленным между тощим животом Синха и щекастым лицом мальчика. Испуганный мальчишка подскочил на месте и уставился на кусок мороженного прилипший к невидимому Синху. Мороженное висело в воздухе и медленно по нему стекало!
– Oh my God! – воскликнул мальчик и побежал в обратную сторону от своего первоначального маршрута, не обращая никакого внимания на мороженное, капающее с его перепуганной мордашки.
–  Синх, надо быть осторожнее! – предупредил Ромашкин.
–  Что это за белое вещество? –  шёпотом спросил инопланетянин, имея в виду то, что стекало с его одежды.
–  Убери это немедленно! –  посоветовал Миша. –  Нас могут заметить!
Синх стряхнул с себя остатки «белого вещества».
–  Хорошо, что кроме этого мальца никто ничего не видел, –  вмешался в перешёптывание изобретатель. –  Идёмте скорее дальше. У нас нет лишнего времени.
–  Давайте лучше на чём-нибудь поедем, – предложил Ромашкин.
–  На чём мы можем поехать? – спросил Прохор.
–  Хоть на чём-нибудь… Иначе сил совсем не останется на вызволение секретарши Синха.
Дорога вела прямо и в нужном направлении. Мимо проезжало много всяких машин. Вот перед светофором остановился мини-грузовичок «джип» с небольшим открытым кузовом. Друзья находились совсем близко от него.
–  Прыгаем в кузов! –  шепнул Прохор, дёргая Синха и Мишу за руки.
Машина легонько дёрнулась. Ощутив небольшой толчок, водитель посмотрел в зеркало заднего вида, но ничего подозрительного не обнаружил. Три невидимых друга были уже в кузове.

26.

Мозг Брайна Курвы работал как часы. Он точно сопоставил то, что узнал от недотёп-грабителей, с рассказами о тощей, но богатой дуре, швырявшейся деньгами направо и налево. Прибавил к этому факт странной поломки банкомата. Попросил знающих людей составить для него «фоторобот» этой незнакомки по наиболее точным описаниям свидетелей. Выяснил у своих вездесущих соглядатаев, в какую сторону отправилась вышеупомянутая барышня. Некоторые из них уверяли, что точно видели, в какой дом она вошла. Оставалось только поднять в небо вертолёт, укомплектованный хорошо подготовленными «бойцами» и, приземлившись на крышу небоскрёба, на который указали шпионы Курвы, временно усыпить всех его жителей специальным газом, пройтись по квартирам и похитить это чучело с фотографии, сделанной «фотороботом».
Как нам уже известно, нахождение Зины на крыше небоскрёба не только существенно облегчило задачу, поставленную Брайном Курвой перед ребятами в чёрных масках, но и помогло жителям несчастного небоскрёба избежать явной опасности. Не исключено, что если бы усыпительный газ на кого-то из жильцов не подействовал, этого кого-то давно бы уже не было в живых. Мафия свидетелей не любит!
И вот, теперь эта странная особа находилась перед ним, перед одним из самых главных главарей, одной из самых страшных банд Нового Орлеана, а может, и всей Америки!
– Как же нам её оживить? – уже не в первый раз спрашивал Курва у маленького чернобородого мужичка в изящном бежевом костюме.
Мужичок оторвался от осмотра худющей и холодной Зины, повернул своё печальное лицо к лицу Курвы и произнёс:
– К сожалению, Ваша Светлость, медицина тут абсолютно беспомощна!
Глаза Брайна Курвы злобно сверкнули.
– И Вас ещё считают одним из лучших лекарей Луизианы?!
– Простите, Ваша Светлость… Но в данном случае я совершенно не компетентен… Дело в том (тут доктор попытался виновато улыбнуться), что эта женщина – не человек!
– Тогда сделайте ей вскрытие, чёрт побери! – крикнул в негодовании Курва. – Но включите её, в конце концов! Или убирайтесь ко всем чертям!
– Простите, В… В-Ваша С-Светлость, – пролепетал ещё раз, заикаясь, мужичок. И поспешил откланяться.
Успокоившись, Брайн Курва призвал на помощь одного из лучших кибернетиков, пообещав ему баснословную сумму денег (которую он, разумеется, отдавать не собирался), если тот справится с задачей, включить этот непонятный экземпляр в женском обличье.
– Мне нужно, чтобы она заработала! Поднимешь её на ноги – получишь 500 тысяч, – заявил кибернетику щедрый обманщик. – Только, смотри, совсем не доломай!
И мудрец-кибернетик взялся за дело.

27.

Если бы кто-нибудь мог заглянуть в кузов «джипа» и не сойти с ума от увиденного, этот кто-то был бы крайне удивлён. На полу кузова лежала развёрнутая карта местности, рядом с ней висел в воздухе компас. Вещи эти были как живые! Карта трепыхалась на ветру, но не улетала. Компас перемещался сам по себе из стороны в сторону.
Прохор сверял названия тянувшихся вдоль их маршрута улиц с названиями на карте. Ромашкин держал компас. Синх придерживал карту, чтобы её не унесло ветром.
Вот мини-грузовичок выехал на окраину города. Переехал по мосту через железнодорожные пути. Здесь стояло несколько больших строений, похожих на складские помещения. За ними шла небольшая просека, а сбоку от неё сверкало на солнце круглое озерцо. Тут стояли частные строения – два особняка и старый, полуразрушенный замок. Именно это место изобретатель пометил жирной точкой.
–  Судя по всему, мы на месте, –  сообщил Клюев.
–  Хорошо, – согласился Михаил.
Выпрыгивать из кузова на ходу не пришлось. Машина, свернув к озеру, сбавила ход, потом совсем остановилась.
Уже после полного торможения, «джип» опять как-то странно дёрнулся. Водитель вышел, обошёл своё транспортное средство, заглянул под днище. Всё было в порядке.
Пожав плечами, мужчина зевнул и стал расстёгивать ремень, собираясь справить естественную нужду. Но тут его внимание привлекла трава.
Отпустив расстёгнутый ремень, он уставился на траву. Глаза его несколько раз моргнули, но видение не исчезло.
Прямо у него на глазах зелёный травяной ковёр проваливался под следами невидимых ног!
Не веря своим глазам, водитель отвернулся, потом повернулся снова. Следы переместились!
Тогда, превозмогая подкатывающее чувство страха, он решил подойти к тому месту где трава была подмята невидимыми ногами. Он стал двигаться вперёд – следы начали отступать от него назад! Он пошёл быстрее – следы ускорились!
Колени мужчины, наконец, затряслись, ноги стали подкашиваться от страха. Он сел на траву с открытым ртом и так и застыл.
«Лучше не связываться со сверхъестественными явлениями» – заскрежетало в его мозгу. В этот момент следы начали надвигаться на него! Тогда он попятился задом, потом перевернулся, ринулся прямо на четвереньках к своему «джипу», кое-как взобрался на водительское сиденье и уехал.
– Теперь он точно промочит сиденье! – усмехнулся Ромашкин.
– Бедный человек, – посочувствовал Синх. – Зачем вы его так напугали?
– Нам ничего другого не оставалось, Синх, – ответил изобретатель. – Тут уж либо убегать, либо наступать первым… Но солнце скоро начнёт садиться. Оставим пустые разговоры. Надо действовать.

К старому полуразрушенному замку вела узкая асфальтированная дорога. Было видно, что машины по ней ездят довольно часто. На свежей дорожной пыли было оставлено несколько свежих следов от протекторов разных машин. Идти к замку по дороге было рискованно, но ещё рискованней, как показал опыт, было идти по траве. Тропинки поблизости не наблюдалось.
– Друзья, – сказал изобретатель. – В городе этого делать было нельзя, а теперь просто необходимо.
– Что ты имеешь в виду, Прохор? – спросил Синх.
– К нашим костюмам приделаны приспособления для перемещения по воздуху. Пульт управления этими приспособлениями находится у меня. Сейчас я нажму одну из кнопок и, поднявшись на несколько метров, мы начнём плавно перемещаться в сторону замка. Там, отыскав какой нибудь чёрный ход и приземлившись перед ним, проникнем в здание. Дальше будем действовать совсем тихо и осторожно. Отыщем помещение, в котором прячут Зину, приделаем к ней каким-нибудь образом приспособление, такое же как у нас, для перемещения по воздуху, и отправимся обратно в летающий дом.
– Ясно! – сказали дружно Миша и Синх.
Клюев нажал кнопку на пульте.
– Ну, тогда полетели!

28.

На площадке перец центральными воротами были припаркованы два «ситроена», один видавший виды «хаммер» и старенький, но весьма ухоженный «линкольн». Ни вертолёта, ни ангара, в котором он мог бы находиться, нигде не было. Три друга медленно облетели замок. Все окна были наглухо заколочены.
«Поэтому здесь и нет охраны, – мелькнуло в мозгу у Прохора. – Кому бы взбрело в голову вторгаться в эту злополучную тьмутаракань!»
Чёрный ход располагался, как и предполагалось, сзади здания. Здесь был старый заброшенный сад, в котором чудом уцелел кустарник прекрасных белых роз, и небольшой искусственный водоём с живыми лягушками.
Войдя в распахнутую настежь дубовую дверь с зашарпанным гербом (в виде страуса) и ржавыми петлями, невидимая команда Прохора стала осторожно пробираться вперёд. Внутри царила тьма.
В углу под потолком плёл свои сети жуткий паук. Из широкой половой щели выползла скучающая мокрица. Вдруг под Синхом кто-то взвизгнул и сиганул в дальний угол. Синх чуть не упал. Ромашкин успел его поддержать. Присмотревшись, Клюев разглядел чёрного котёнка, которому Синх нечаянно наступил на лапу.
– Не забывайте смотреть под ноги, – напомнил изобретатель.
За первой из повстречавшихся на пути дверей слышались какие-то непонятные звуки, писк и кваканье. Прохор заглянул в замочную скважину. Это была маленькая, тускло освещённая каморка, напоминающая полузаброшенную лабораторию. По углам стояли клетки с мышами и банки с лягушками. За столом, полностью заставленным разными колбами и мензурками, под настольной лампой сидел худощавый старикашка. В одной руке он держал большой шприц с зелёной жидкостью, в другой – большую зелёную жабу.
Изобретатель сразу понял, что в такой антисанитарии производятся явно не лекарственные препараты, а скорее всего самые страшные наркотические вещества и прочую галлюциногенную гадость.
– Идём дальше! – шепнул он друзьям, испытывая отвращение к данному месту.
Уже привыкшие прислушиваться к друг другу спутники двинулись вдоль по коридору в сумрачную глубь неизвестности.
Вот, наконец, послышались голоса. В сводах древних стен эти голоса могли бы показаться голосами призраков. Но не показались.
Невидимые друзья вышли в большой приёмный зал. Здесь было светло и очень зелено. Местами росла трава, кусты и даже деревья. Устройство этого зала было таково, что свет в него проникал не из окон, которые, как упоминалось, были наглухо заколочены, а откуда-то сверху. Посмотрев наверх Ромашкин обнаружил, что архитектурные изыски тут не при чём. Просто у замка, в связи с его древностью, не было крыши.
В зале были люди.
Трое молодцов, с видом бывалых головорезов, стояли возле кипариса и смолили воздух гигантскими гаванскими сигарами. Один, совсем юноша, качался в гамаке, привязанном между стеной и деревом, пил «кока-колу» и рассматривал эротические комиксы. На ветхом кожаном диване сидели двое мужчин лет тридцати-сорока. Напротив них, на таком же потёртом диванчике, сидели ещё двое, чуть моложе. Между ними стоял небольшой ящик, приспособленный под стол, раскупоренная бутылка «виски», пепельница и карты.
Оставаясь невидимыми, Ромашкин и Синх наблюдали за бандой, прислушивались, но понять о чём говорят бандиты они не могли. Оставалось рассчитывать только на изобретателя, который был более-менее знаком с иностранными языками. Но сам Прохор Клюев понимал, что переводчик из него практически никакой.

29.

– Сколько можно терпеть выходки этого Курвы? – заговорчески пробормотал один из троих головорезов, самый старший по возрасту, выпуская из желтозубого рта очередной клуб едкого дыма и потрясая в воздухе своей сигарой. – Вчера он выбросил кучу наших общих денежек на поимку этой костлявой девки. Сегодня – забыл про сходку. По его прихоти, мы вынуждены торчать здесь уже третий час! Интересно, что он там делает с этой дохлой девчонкой?!
– Я слышал, босс, приглашал к ней самого дорогого лекаря Луизианы, – процедил второй головорез, похожий на мексиканца, потому что на лице его были усы, а на голове сомбреро.
– Он распоряжается общаком, как своей собственностью! Мы не обязаны этого больше терпеть! – согласился с приятелями третий головорез. Вид его был самым свирепым.
Нетерпеливо скомкав недокуренную сигару, свирепый бандит стал ходить по залу взад и вперёд. Остановившись возле одной из стен, он увидел на ней жирную зелёную муху и поднял свою бандитскую руку, чтобы беспощадно пришлёпнуть её. Раздался страшный шлепок. Но гангстер промахнулся! Напуганная муха, вздрогнула, посмотрела ошарашено по сторонам и, не теряя ни секунды своего драгоценного времени, полетела из замка прочь.
По странному стечению обстоятельств, курс её полёта прошёл как раз по тому месту, на котором стоял невидимый Ромашкин. Муха ударилась о невидимую преграду и повисла в воздухе. Клюев заметил как она необычно вздрагивает и понял, что Ромашкин пытается её согнать.
Разъярённый своим промахом, свирепый головорез выкрикнул что-то невнятное. Два моложавых бандита, откинувшись на спинку потёртого диванчика, одновременно заулыбались.
Вдруг послышался тихий скрип. Небольшая дверь в левом углу зала медленно отворилась и из открывшегося тёмного пространства на свет вышел невысокий человек с коротко стриженными, седеющими волосами. На человеке был элегантный, дорогой, но несколько поношенный синий костюм (что могло говорить как о бережливости, так и о жадности), чёрные лакированные туфли были страшно начищены и ярко блестели на солнце, а запястье украшали дорогие часы. Сомнений быть не могла, это наверняка был Брайн Курва.
«Кого он мне напоминает?» – спросил сам себя Прохор.
– Говорят, у стен есть уши, – загадочно заговорил незнакомец, ни к кому конкретно не обращаясь. – И, рано или поздно, любые тайны становятся явными...
Бандиты притаились, каждый на своём месте. Тишина полностью охватила зал. Казалось, даже бабочки в саду перестали бить крылышками, чтобы случайно не нарушить этой тишины. Невысокий человек остановился посреди зала, посмотрел на циферблат своих дорогих часов, обвёл хитрым, можно сказать гипнотическим взглядом всё вокруг, заглянув при этом в глаза каждому члену своей банды, и продолжил:
– Но я собрал вас сегодня не для того, чтобы рассказывать сказки о стенах. У меня есть один гениальный план!
При слове «гениальный» бандиты насторожились ещё больше. Всякий раз, когда Курва так говорил, в жизни их банды происходили события чрезвычайно благотворно сказывающееся на наполненности карманов большими деньгами.
Курва ещё раз посмотрел на свои часы, скорее любуясь ими, чем вникая в ход времени.
– Итак! – воскликнул он громко и театрально потряс в воздухе костлявым кулаком. – Время не ждёт, друзья головорезы! Если сегодня не взять от жизни всё, что можно и нельзя, то завтра это всё заберут другие! Кто-то из вас хочет допустить такую большую оплошность?!
– Не-е-ет! – отозвались дружной какофонией бандиты.
– Тогда, – взгляд Курвы упал на ящик, заменяющий стол, – Не тратьте время на виски и карты! А думайте! Думайте! Думайте!
Тут главарь банды быстро прошёл через весь зал и остановился прямо напротив невидимого Прохора.
«Неужели он меня заметил?» – насторожился изобретатель, стараясь дышать как можно тише.
Брайн Курва постоял немного, зорко глядя сквозь Клюева, гаденько ухмыльнулся и снова повернулся к своей банде.
– Скоро мы завладеем всеми богатствами этого города! – продолжил свою речь Курва. – Самые богатые банки, самые толстосумчатые миллионеры станут самыми бедными с нашей помощью!
– Спасибо Великий Брайн, что заботишься о нас! – благоговейно пропел свирепый головорез. Услышав про большие деньги он тут же забыл о своём недавнем, как ему казалось, справедливом гневе.
– Да, я забочусь о вас! – подтвердил Курва, глядя прямо в глаза свирепому головорезу. – И не оставлю голодными и на этот раз! Хотя, кое-кто, возможно, и не достоин моего благодушия!
Глядя умилённо, свирепый головорез промолвил:
– Великий Брайн, покажи мне этого недостойного негодяя, и я лично заставлю его принести тебе своё сердце на блюдечке!
Если бы Рамашкин понимал, о чём идёт речь, то, услышав подобное, он бы непременно расхохотался. Но, к счастью, даже Клюев мог понять только отдельные фразы. Что же касается Синха, так он, вообще, пребывал в полном неведении относительно всего происходящего.
В силу своей моложавости, юноша, лежавший в гамаке с эротическими комиксами, не выдержал, и хихикнул. Вслед за ним захихикали и бандиты сидящие на диванах.
Брайн Курва не терпел беспричинного смеха. Все это знали, и никто бы не осмелился лишний раз усмехнуться в его присутствии. Но на этот раз, босс и сам позволил себе расхохотаться. Слишком уж забавной была физиономия свирепого головореза.
– Ха-ха-ха-ха! – раздался громкий хохот Брайна Курвы.
«Сухарев! – тут же пронеслось в мозгу у Прохора Клюева. – Вот кого он мне напомнил... Надо же, где обосновался!..»
Ромашкин тоже сразу понял кем оказался главарь банды. Этот зловещий смех трудно было забыть.
«Эх, зря мы вернули его тогда на Землю! – поругал себя мысленно Ромашкин. – Так и не стал этот мерзкий Сидор Сергеевич порядочным человеком!»

30.

Как упоминалось когда-то ранее, Сидор Сергеевич Сухарев, которого теперь ласково величали "Брайн Курва", был очень падок на разные диковинки. В меру своей безмерной жадности (пропади она пропадом, эта тавтология!), он никогда не смог бы позволить самому себе упустить возможность поживиться чем-либо необычным, или лучше сказать - необычно дорогим.
Секретарша Синха представляла собой в глазах Брайна Курвы сразу два интереса. Во первых: она несомненно была крайне необычным экспонатом. Во вторых: её можно было очень дорого продать. А в третьих – это и было самое главное! – с её помощью можно было ограбить не один десяток самых достойных банков!
– Итак! – снова воскликнул Курва-Сухарев, когда обстановка была уже достаточно разряжена после приступа его громоподобного смеха. – Представляю вам новейшую разработку научных гениев – аппарат, специально созданный для взлома любых банковских, и не только банковских, сейфов.
При этих словах из темного дверного проёма, из которого чуть раньше вышел сам Курва, выкатилось прочное железное кресло на скрипящих колёсах. За спинкой кресла стоял бледный кибернетик. На сиденье, откинув голову назад, покоилась неподвижная секретарша Синха. Одна её рука была как-то неестественно выкручена, причёска сбилась. Увидев создание своих рук в таком плачевном состоянии, чёрно-жёлтый инопланетянин содрогнулся.
– Да, – сказал Сухарев. – сейчас это чудо находится в спящем состоянии… Но наука не дремлет! Правильно я говорю?!
Неуверенно кивая в ответ, кибернетик, к которому обратился последней фразой Курва, попытался заверить, что наука действительно никогда не дремлет, а наоборот, сама всем мешает спать.
Головорезы смотрели на «чудо» с явным недоумением. Похоже было, что «дохлая девчонка» не вызвала в их бандитских душах никакого восторга и уважения.
– Босс, она что, пьяная? – осмелился спросить самый молодой член банды.
Все покосились на парня, потом, ожидая гнева босса, на Брайна Курву.
Саркастически улыбнувшись, главарь банды достал из внутреннего кармана своего костюма, увесистый нож. Покрутив им демонстративно в воздухе, он подошёл к Зине и, содрав с неё юбку, под которой, разумеется, совершенно ничего не было, так как она не была человеком, сделал небольшой надрез на ляжке её правой ноги. Бандиты ахнули. Но, как оказалось, ни крови, ни мяса они не увидели. Под срезом кожи тускло блеснула поверхность металла.
– Негодяй! – завопил, взбешённый несправедливостью инопланетянин Синх на чистом дивийском наречии, собираясь кинуться на защиту своей любимой секретарши. Невидимый Ромашкин схватил его за руку.
Бандиты не поняли дивийской речи и никак на неё не отреагировали. Вероятно, они приняли вопль Синха за кваканье замученной лягушки из местной «лаборатории», или крик дикой птицы, долетевший из-за стен замка.
– Как видите это существо неживое, – убедительно произнёс Брайн Курва и, постучав массивной рукояткой ножа по ноге Зины, продолжил. – Опьянеть оно не может! Знаете почему? Потому, что это сталь самой высшей марки!
– Да-да, это робот, господа, – подтвердил бледный кибернетик.
– Который сделает нас богатыми! – уточнил Сидор Сергеевич. – Когда этот «кудесник» (тут Курва ткнул пальцем в грудь кибернетика) разберётся в устройстве робота, мы с его помощью сразу вскроем кучу денежных ящиков, банковских ячеек, бронированных сейфов и ещё черт знает чего! И главное, такую хрупкую особу никто даже не заподозрит!.. А потом, когда деньги будет уже просто некуда складывать, мы разберём её на запчасти.
Голос Курвы был очень убедителен, но головорезы всё равно состряпали недоверчивые гримасы.
Достав рацию из другого внутреннего кармана, главарь бандитов что-то в неё пробормотал. Рация пропищала что-то в ответ. Неизвестный страж нажал нужную кнопку и сработала автоматика: в левой стене открылась ещё одна небольшая, потайная дверца. Спотыкаясь и щурясь, из полутьмы на свет выбрались два молодых человека. Это были те самые мелкие жулики-неудачники, которые хотели ограбить Зину. Вид они имели испуганный и несчастный. Рука одного была забинтована, второй – заметно прихрамывал.
– Узнаёте? – спросил у несчастных жуликов Курва, указывая на Зину.
Переминаясь с ноги на ногу, жулики стали всматриваться в облик костлявой особы.
– Узнаём, – вынуждены были признаться жулики. Перебивая друг друга, они стали оправдываться, искренне раскаиваясь в содеянном. – Это та богатая леди... С огромными сумками... Она швырялась долларами на рынке, как сумасшедшая миллионерша... Мы не знали, что она Ваша знакомая... Простите нас, пожалуйста, Ваше Высочество!.. Мы просто хотели попросить у неё немного денег... Это не мы убили её!
– Знаю, знаю, – махнув рукой, успокоил их Курва. – Не тараторьте! Она жива… Лучше расскажите моим товарищам (тут он указал на своих головорезов), что с вами произошло в тот день, когда вы хотели её ограбить.

31.

Когда жалкие жулики закончили свою «исповедь», поведав жутким бандитам о том, как они сильно пострадали от этой хрупкой с виду женщины, обладавшей по их словам дьявольской силой, хитроумный Брайн Курва достал, развернул и показал всем свежий выпуск местной газеты.
– Вот, – сказал он. – Посмотрите на фотографию изуродованного банковского ящика и прочитайте, что под ней написано.
Бандиты повиновались. У Курвы был вид победителя.
– А теперь посмотрите на свежие царапины на пальцах этой «хрупкой дамы». – указал он на руки Зины. – Нужно быть полным дураком, чтобы не разглядеть взаимосвязи между ящиком «Сити-банка» и этой робото-бабой!
– О, Великий Брайн! – хором «запели» поверженные и восторженные головорезы. – О, Великий Курва!
Сидор Сергеевич знал за что его прозвали Брайном Курвой. Такое замечательное прозвище он получил за свой отнюдь не прямолинейный, а богатый самыми кривыми извилинами мозг. Он не любил льстецов, но любил когда его хвалят за его аналитическое мышление и всегда стойко выдерживал похвалу!
Радостные вопли слились в один дружный гвалт. Воспользовавшись шумихой, Прохор Клюев прошептал несколько слов на ухо Ромашкину, таким же образом дал некоторые указания Синху, и начал действовать.
Пользуясь своей невидимостью, изобретатель подобрался к креслу Зины как можно ближе и приготовился прикрепить к ней антигравитаторы. Ромашкин и Синх должны были отвлекать внимание бандитов от действий Прохора. Не придумав ничего лучшего, они подошли к ящику-столику между диванами, на которых всё ещё сидели четверо членов банды.
Колода карт вдруг поднялась со стола, кувыркнулась в воздухе и посыпалась на голову одному из головорезов. На второго само-собой полилось из ожившей бутылки «виски». В третьего угодила пепельница, а в четвёртого сам столик!
Брайн Курва и все остальные участники банды, разинув в удивлении рты, уставились на происходящее.
Ошарашенные бандиты, отмахиваясь от ошалелых вещей и выкрикивая ругательства, повскакивали со своих мест и кинулись врассыпную.
– Говорил я, что этот замок заколдованный, а мне не верили! – крикнул кто-то душераздирающим голосом. – Духи замка проснулись! Мы разбудили их!
Прохор Клюев, быстро достав из карманов антигравитационные приспособления, примагнитил их к Зине.
Веселье продолжалось! Невидимые помощники Клюева, войдя в азарт, щедро раздавали разбойникам пинки и оплеухи, крушили мебель и при этом ещё заливались издевательским хохотом!
Совершенно не понимая, что происходит, Сухарев стоял с ножом в руках и озирался по сторонам.
Не долго думая, Прохор решил присоединиться к веселью и лично отвесил хороший пинок Сидору Сергеевичу. Главарь банды рухнул на пол. Нож вырвался из его руки и, дико смеясь, начал бить своего хозяина рукояткой по лбу. Конечно, никакой магией здесь и не пахло, просто нож в это время находился в руке у Прохора Клюева, которого Сухарев видеть не мог.
Шум, идиотский смех и крики ужаса наполнили весь замок и всю голову Брайна Курвы. По залу из стороны в сторону метались паникующие бандиты. Конечно, они бы могли достать свои «пушки» и начать палить по предполагаемым призракам, но разве пуля может справиться с нечистой силой!
– Улетает!.. Улетает!.. – кричал громче всех голос забравшегося в самый дальний угол кибернетика.
Сердце Сидора Сергеевича больно сжалось от предчувствия ещё большей беды, чем та, что уже случилась. Нож перестал колотить его по больному, сразу надувшемуся лбу и куда-то испарился. Потирая рукой шишку, Сухарев обернулся на крик кибернетика. То, что он увидел, заставило его тут же вскочить с пола.
Чудо-баба – этот могучий робот в образе хрупкой куклы, поднявшись над креслом уже достаточно высоко, намеревался наглым образом покинуть помещение!
«Как же так?! – пронеслось в голове Брайна Курвы. – И это после всего, что я собрался провернуть с её помощью!»
Его сказочная надежда на несметные богатства, на достойную старость, на яркую жизнь – которая просто не возможна без всех богатств этого чёртова мира! – испарялась прямо у него на глазах!
– Ловите!.. Хватайте! – кричал Курва, не помня себя от отчаянья. – Не дайте ей улететь!
Но было уже поздно.
Пытаясь поймать улетающую Зину за ногу, Сидор Сергеевич вдруг почувствовал, что его самого кто-то держит, за ту самую руку, на которой у него надеты дорогие часы. Ещё мгновение, и вот, оторвавшись от земли, он уже летит вслед за Зиной, сквозь разрушенную крышу замка, в сторону открывающегося небосвода.
– Help! Help! Помогите!.. Отпустите!.. – трепеща всем телом взмолился Сухарев, сбиваясь с английского на русский язык. – Отпустите меня!
Зина улетала всё выше, а Сидор Сергеевич оставался висеть над заброшенным садом.
– Ты больше не будешь делать гадости? – спросил его чей-то голос сверху.
– Никогда не буду! – не успев удивиться вопросу, прозвучавшему тоже на русском, поспешил ответить Великий Брайн. Невидимая рука больно сжимала его руку, но он никого не видел.
– Поклянись! – потребовал голос.
– Клянусь!.. Клянусь!.. Клянусь... самым дорогим, что у меня осталось в этой жизни, – заверил Курва-Сухарев дрожащим голосом. – Клянусь своими часами!
– Ну, часы я пожалуй заберу себе, на память, – усмехнулся голос. И в ту же секунду браслет расстегнулся и драгоценные часы Сидора Сергеевича, медленно съехав с его руки, повисли в воздухе. – Не забывай свою клятву! Отпускаю… Лети!
И Сидор Сергеевич, не умея летать по-птичьи, полетел вниз, как мешок, кувыркаясь и матерясь. Искусственный водоём гостеприимно принял главаря банды в свою вонючую тину, и лягушки запели для него идиотским фальцетом.

32.

– О, высшие силы, неведомо где таящиеся! Сколько же можно требовать от мудрецов терпения к этим умственным уродам, которых никак невозможно наставить на путь нравственности и процветания?! – взмолился профессор. – Сколько же нужно ещё выстрадать чистому сердцу, чтобы наконец-то очистились сердца очернённые ненавистью и неблагодарностью? Сколько слёз требуется пролить многострадальному небосводу?!
Пётр Данилович ругался как мог. Он ходил по залу взад и вперёд, размахивая руками и в негодовании топая ногами. На журнальном столике и на полу валялись порванные и помятые его сильными руками «произведения» свежей прессы. Было ясно, что новости, собранные со всего мира, профессора совершенно не устраивают.
– Но, чего от них ждать, Петенька?! – успокаивала его любящая супруга, собирая газеты и складывая их в урну. – Они же не такие мудрые, как ты! И к тому же никогда не были на Дивии!
Пётр Данилович кивал головой, но продолжал упорствовать.
- Откуда берёт начало безнравственность, антигуманность, безучастность? – спрашивал он кого-то, но точно не жену. – В человеческой среде, понятное дело, связано это явление с туманностью рассудка. Насколько бы не отличался человек от зверя, как бы он не был цивилизован, ему трудно понять, связь одних явлений, влияющих на подсознание, с другими явлениями, которые происходят за рамками его понимания. Когда Вы придавливаете таракана ногой, Вам приходит мысль о том, что это тоже живой организм, которому отведено своё место в жизни? Мне думается, что с этой, казалось бы, малости, и начинается то, что у нас называется «равнодушие» (или отчуждение).
– Да, Петенька… Да, – соглашалась милая женщина, чтобы успокоить нервную систему мужа.
– Многие ли думают о молекулах водорода и кислорода, когда используют эти молекулы по своему желанию, как угодно? – продолжал профессор, вышагивая по залу, останавливаясь и жестикулируя. – Что чувствуют эти молекулы, находясь закачанными в футбольный мяч, пинаемые десятком ног, или замкнутые в пространство камеры автомобильного колеса, мчащегося по шоссе?
Жена профессора заботливо стирала салфеткой пот, проступивший на лбу мужа, машинально спрашивая:
– Действительно, каково им там?
Пётр Данилович её не слышал.
– Смешно говорить о разнице людей, – уверял он кого-то незримого. – Когда миллионы лет все омываются одной водой, питаются одними молекулами, и сами состоят из одинаковых микроорганизмов, электроволн и прочих частиц. Глупо тратить миллионы лет на враждебные настроения, на стремление доказать таким же как ты, что ты лучше них. Время кружится, поколения меняют друг друга, бестолковая возня человечества, похожая на собачью свадьбу, продолжает оголтелую беготню за собственным хвостом, а основное, самое важное в мире, так и остаётся за гранью человеческих распрей. Какая судьба уготована нашим детям?
– Завтрак наверное уже готов, – подумала вслух жена профессора. – Пойду посмотрю…
Пётр Данилович опять её не услышал.
– Построят ли люди когда-нибудь город-сад, о котором так мечтали ещё наши предки? Или так и будут отбивать друг у дружки последний ломоть всеми наихитрейшими способами? Чему учат они своих детей? Не тому ли, чему их предки учили их дедов и бабок, а те их родителей? Не строить новое и красивое общество, а приспособиться в имеющемся, недоразвитом устройстве мира, и держаться за «насущное» мнимое «счастье»... Искажённое восприятие истины: получать удовольствие не от того, что творишь и даришь, а оттого, что тащишь к себе, а потом на себе, как тяжкую ношу…
Тут профессор вынужден был прервать свой благоразумный утренний монолог. Его немыслимая душевная борьба за здравый смысл на всей планете, которая вот-вот собиралась нанести сокрушительный удар по неразумному жизнеустройству, во мгновение оказалась подавлена! В зал вбежали дети четы Ромашкиных!
– Доброе утро! – услышал Пётр Данилович голос Алайи, вбежавшей следом за детьми. – Простите нас за беспокойство!.. Но эти маленькие хулиганы всё время куда-то бегут, круша всё на своём пути!
Последним в зал вошёл Филемон.
– Здравствуй, дедушка! – поприветствовал воспитанный мальчик.
– Доброе утро, Алайа! Здравствуй, Филемон! – с улыбкой ответил «банановый магнат». – Бьюсь об заклад, вы ещё не завтракали!
– Да, не успели, – ответила Алайа. – Но… зачем Вы бьётесь... об этот, как Вы говорите, «об заклад»?
– Не важно, Алайа! Не важно! – рассмеялся профессор. – Такова уж наша фразеология!.. Завтрак наверняка уже готов. Давайте уже поймаем этих «маленьких хулиганов», и пойдём все вместе завтракать!

33.

Елена не сидела без дела. Пока её невидимый муж в компании двух невидимых друзей, Прохора и Синха, выполнял сложнейшую операцию по возвращению инопланетного агрегата в виде секретарши Синха в родные пенаты, она занималась разными приготовлениями. Сначала Елена приготовила летающий дом к отлёту, вымыв в нём полы и постирав всё, что можно было постирать. Приготовила для себя горячую воду и приняла ванну. Затем приготовила вкуснейший ужин. Далее, когда делать было уже практически нечего и беспокойство начало одолевать её, заботливая деятельность бывшей продавщицы перенеслась на Бима. Пёс был вычесан от блох, выкупан в тазу и причёсан массажной щёткой. Как ни странно, на этот раз Бим безропотно повиновался.
Близился вечер. Елена сидела на табуретке и наблюдала как за окном смеркалось. Когда же совсем смерклось и смеркаться стало уже нечему, она не на шутку разволновалась. Ужин давно остыл, а её избавителей от одиночества – Миши, Прохора и Синха с Зиной – всё не было и не было!
«Где они? И что с ними? – думала Елена. – Получилось ли у них вызволить Зину?»
Казалось, ожидание длиться самую длинную вечность.
Но вот, Бим зашевелился на своей подстилке, навострив уши. За дверью послышался какой-то шум. Елена насторожилась. Бим не залаял, но, завиляв хвостом, подбежал к двери.
– Свои! – радостно воскликнула Елена, точно определив по действиям собаки, и открыла дверь.
За дверью была полная темнота. Елена вздрогнула.
Бим хотел уже залаять, но чувство обоняния не могла обмануть опытного пса: он явно чуял запах хозяина и его друзей.
– Фу-х, – выдохнул притомившийся Ромашкин. – Наконец-то, добрались!
«Странно, что хозяин и его друзья совсем прозрачные, – подумал Бим. – Но, с другой стороны, люди вообще довольно странные!»
– Это мы, Елена, – сообщил опомнившийся Клюев. – Простите, мы совсем забыли, что Вы нас не видите.
– Хорошо, – сказала Елена, успокоившись. – А где Зина?
– Она ждёт нас в нескольких километрах отсюда, зависнув в воздухе над этим спящим городом. – ответил Ромашкин, снимая с себя надоевшую невидимую одежду. – Мы сейчас же улетаем! Зину захватим по дороге.
– А как же ужин? – воскликнула Елена.
– Ваш ужин прекрасен! – объявил Синх, который, как оказалось, уже сидел за столом и уплетал за обе щёки, совсем забыв снять с себя невидимый костюм.

34.

Всё было готово к отлёту. Домочадцы в ожидании уселись на свои места. Прохор собственноручно замкнул контакты новенького антигравитационного двигателя. Летающий дом, плавно двигаясь, стал медленно набирать высоту.
– Ура! Летим! – воскликнула обрадованная Елена.
– Летим! – подхватили хором Миша и Синх.
Не разделяя энтузиазма двуногих, Бим спрятался под кровать. Огоньки города становились всё дальше и меньше. Крыша злополучного небоскрёба совсем скрылась из виду.
– Не забудьте про Зину, – напомнила Елена.
– Не забудем! – успокоил её Миша. – Ни в коем случае!
Инопланетянин Синх, ориентируясь по локационному прибору, ежесекундно контролировал уровень сигнала поступающий от Зины. Прохор, управляя летающим домом, то и дело выглядывал в окно, всматривался в темное небесное пространство.
– Пора принимать ценный груз на борт! – сообщил он, разглядев наконец очертания секретарши Синха.
Ромашкин открыл дверь.
– Дай ещё немного вправо, – крикнул он изобретателю. – Ага!.. Тяну!
Поймав висящую в воздухе Зину, Ромашкин втащил её в летающий дом.
– Ой, смотрите, что они с ней сделали! – вскрикнула Елена, увидев, в каком состоянии находится бедная секретарша. – Её рука вывернута! Нога порезана! И… О, как это ужасно! – на ней нет не только юбки, но и всего остального, что должно под ней быть!
– Не пугайтесь так сильно, Елена, – спокойно сказал Синх. – Всё это не так страшно, как кажется. Обещаю Вам, через десяток-другой микролет, Зина будет как новенькая!
– Десяток микролет?! – ещё больше расстроилась бывшая продавщица. – Это наверное ужасно долго!
– Нет, Елена, – вмешался Прохор. – Микролет – это такая единица измерения времени на родной планете Синха, а по-нашему – всего лишь несколько минут. Кстати, не найдётся ли у Вас в гардеробе лишний юбки для Зины? А то, как видите, в процессе перелёта её собственная по-видимому не выдержала турбулентности.
– Конечно, – заверила супруга Михаила, отправляясь к чемодану со своими вещами. – Что-нибудь подберём...
Как ни была прочна резиновая «кожа» Зины, Брайн Курва умудрился порезать её своим ножом до самого стального корпуса. Жажда денег всегда придаёт силу жадинам. Заклеить «кожу» прямо здесь и сейчас не было никакой возможности, поэтому Синх временно залепил порез пластырем. Парик робота-секретарши был заботливо выстиран Еленой, высушен и причёсан. Красивая цветастая юбка, после того, как Елена перешила на ней пуговицы, пришлась Зине в самую пору.
Кибернетику, приглашённому Курвой-Сухаревым, так и не удалось обнаружить в каком месте у робота включатель. Даже под юбкой его не оказалось! В отличие от горемычных бандитов, Синх всегда знал, что нужная кнопка находится у Зины там, где у простого смертного находится сердце.
Открутив левую грудь секретарши, чёрно-жёлтый инопланетянин зачистил контакты пускового устройства, заменил перегоревший предохранитель и – вуаля! – Зина ожила!
– Простите, что я вас разбудила, – сообщила тут же секретарша. – Но там какие-то чёрные мужчины в чёрных масках.
События связанные с пребыванием в плену у Курвы совершенно не запечатлелись в мозгу у Зины. Она помнила только то, что предшествовало электрошоку. Чтобы не травмировать свою секретаршу, которой, кстати сказать, довольно редко приходило в голову, что она просто робот, Синху пришлось придумывать целую историю, о том «как всё было».
– Зина! – воскликнул Синх, в обычной для него манере. – Ты пробыла без сознания целых сто тысяч микролет! Говорил я тебе, береги голову от солнца! А ты всё не слушалась. У тебя был солнечный удар, Зина.
– У меня был солнечный удар, – повторила секретарша, приводя в порядок свой искусственный интеллект.
– Да!.. Хорошо ещё, что под рукой оказались нужные препараты, и удалось быстро поставить тебя на ноги!
– Хорошо, – согласилась Зина. И тут же, обращаясь ко всем присутствующим, спросила. – Не желаете ли чаю?
– Спасибо, дорогая Зина! Мы только что поужинали, – ответил Прохор.
– А я, пожалуй, выпью ещё чашечку, – с нежностью в глазах, любуясь своей секретаршей, наряженной в новую юбку, пролепетал Синх.
И Зина молниеносно приготовила для своего начальника ароматный напиток с кусочком хризопраза.
Полёт продолжался. Звёзды светили. Впереди было ещё много неизвестного, но преодолена была уже такая большая куча неприятностей, что никакие другие кучи не могли бы напугать путешественников.

35.

Миллионы лет душа человека скитается по бесконечной вселенной. Что чувствует она? Чем «дышит»? Никто не знает. Но вот, великая возможность даётся ей – оказаться в человеке, на самой прекрасной из всех планет. Возможность жить, чувствовать, творить!
Открыв глаза, увидев мир, издав свой первый звук, человек
искренне удивляется всему, чем одарила его эта великая возможность – быть духовно-телесной сущностью.
Первые шаги, первые эмоции, первая любовь… Но, вдруг, появляются первые неисполнимые желания, случается первая боль, горе... Неудачи начинают вгонять душу человека в апатию. И вот, на смену душевной радости, искреннему удивлению, бесконечной возможности постигать, любить и творить, приходит повседневная рутина, навязчивые привычки, озлобленность, отрешённость от основной человеческой идеи счастливого земного бытия. И душа забывает, зачем ей была дана свыше эта великая возможность – оказаться в человеке, на самой прекрасной из всех планет…

Брайн Курва, он же Сидор Сергеевич Сухарев, бултыхался в вонючем болоте, выплёвывая изо рта ругательства вперемешку с зелёной тиной. На помощь ему раньше всех поспешил недотёпа кибернетик. Он ещё надеялся урвать, хотя бы частично, обещанное ему вознаграждение.
Выбравшись из болота, с помощью палки протянутой кибернетиком, Сухарев долго не мог отдышаться. Солнце уже заходило за горизонт, а он всё лежал на лужайке и приходил в себя. Горе-кибернетик о чём-то жалобно лепетал, но Курва его не слушал.
«Когда-то я уже испытывал нечто подобное, – думал про себя главарь банды. – Когда-то давно... Сначала тоже был безумный полёт, потом – вода...»
Бандиты подходили к своему «главнокомандующему» и пытались с ним заговорить. Сидор Сергеевич не реагировал. Мысли метались не только в его голове, но, казалось, по всему его телу, лихорадочно дёргаясь, путаясь в кривом лабиринте его узких извилин. Вдруг, когда одна из самых правильных мыслишек проскочила сквозь толпу остальных, вырвавшись на передний план его взбудораженного сознания, Брайн Курва подскочил на месте. Его лицо, вымазанное болотной тиной, исказилось до неузнаваемости.
– Изобретатель! – прохрипел Курва по-русски и бандиты его не поняли.
Да, Сухарев был догадлив. Но Прохор Клюев с компанией своих друзей был уже вне зоны его влияния. Он был очень далеко. Во второй раз провёл его этот ничтожный изобретателишка! Плюнул в душу! Разлучил с последней надеждой на многомиллионное богатство!

Поняв, что не получит ни цента, бедный кибернетик сел на свой замызганный «хаммер» и укатил в неизвестном направлении.

Летающий дом парил по ночному небу. Волны океана пели тихую колыбельную всем водным и земным обитателям и, вообще, всем тем, кто прислушивался к голосам стихии, воды и ночи – вечным сущностям природы.

36.

«Не гордитесь собственной гордыней, а гордитесь скромностью своей!» – написал когда-то один малоизвестный поэт.

Своего отца Лена совсем не помнила, и даже не знала, как его звали по имени. Мама о нём никогда не рассказывала, или, если рассказывала, то только то, что это был какой-то аист, или ещё какой гусь, подложивший Лену в капусту, которая росла в огороде, где-то справа от кустов малины и слева от туалета.
Мама Лены, бывшей продавщицы хлебобулочных и прочих изделий, как упоминалось когда-то автором этих правдивых строк, жила в той самой заброшенной деревушке, где раньше ютился дом Михаила Ромашкина и его четвероногого товарища. Ветхая избёнка крепкой ещё старушки находилась буквально в пяти минутах ходьбы от того самого РСУ, в котором уже давно не трудился нынешний муж её бесследно исчезнувшей дочери. С того несчастного утра, когда Ленина мама услышала жуткий крик своей дочери, остававшейся у неё на ночевку, и следом увидела, что её дочь улетает от неё на железной кровати куда-то в заоблачные дали, Глафира Геннадиевна (как звали старушку) не могла спокойно жить, есть и спать. Ни днем, ни даже ночью не было радости у Глафиры Геннадиевны на сердце. Беспросветная тоска застилала перед ней всю её будущность, когда она вспоминала свою добрую, послушную дочурку, и на глазах её проступали горькие слёзы.
Правда письмо, написанное Леной, которое Прохор отправил почтой пять лет назад, и которое – слава прогрессу! – всё-таки дошло (двумя годами позже), немного успокоило пожилую женскую душу. И, успокоенная, баба Глаша (как её ласково называли соседские ребятишки) время от времени решалась перестать плакать, и бралась полоть грядки в огороде, доить корову, или гладить старого бездельника-кота Ваську по блохастой гриве. В эти мгновения, порой растягивающиеся на весь вечер, Васька переставал чесаться или облизываться, и блаженно вытягивался на диване, произвольно щипая когтями воздух, а Глафира Геннадиевна вспоминала далёкую молодость. Светлые мысли уносили её прочь от старческой действительности, в нелёгкую, но всё-таки счастливую юность, и это могло бы быть истинным блаженством, когда бы ни кровососы-комары, постоянно докучающие своим вниманием. Телевизора в доме бабы Глаши отродясь не было, и приёмника тоже, поэтому о безобразиях, творящихся во всём мире, она судила исключительно по поведению ругающейся матом молодёжи, которая хулиганила по ночам за околицей, дымила табаком, пила самогонку и, возможно, - прости, конечно, Господи! – занималась ещё чем-нибудь более непристойным.
Но вот, наконец-то, вдалеке, смолкали безобразные звуки современной музыки, лая собак и песен лягушек, и над домом бабы Глаши тихо плыла одноглазая лунная ночь, в своём древнем чёрном плаще, издырявленном мелкими и крупными крапинками, которые люди называют «звёзды». Плыла она, как ей самой казалось, следом за вечно ускользающим от неё солнцем, в надежде затмить его навсегда, чтобы достичь истинной гармонии – полной темноты и забвения. Даже комары, казалось, притихли и затаились, уважительно относясь к нарастающей ночной прохладе. Глафира Геннадиевна по обыкновению лежала и, в меру своего понимания, думала о высоком смысле человеческого бытия, происходящего под Божьим всевидящим оком. О том, что давно не протирала пыль с иконостаса и не ходила в церковь, поставить свечу и заказать молебен. Об аде, где непременно гореть барыгам, развалившим город и деревню. О рае, в котором дожидается её давно покойный супруг и остальные близкие родственники. Маманя, батяня, братья…
Но надо ещё пожить. Дождаться дочь. А может, есть уже и внуки?.. А ведь скоро доить корову!
Далеко на востоке забрезжил рассвет. Баба Глаша наконец-то уснула.

37.

С первыми лучами просыпающегося солнца из курятника донеслось хриплое песнопение куриного короля.
– Ку-кар-р-р-е-е-кукарре-куреку! – надрывался пёстрый пернатый.
– Молчи, глупая птица, – приказал, спросонья, Михаил Ромашкин. Он лежал на полу, на матрасе, глаза его были плотно закрыты, и просыпаться он не собирался.
Глядя на него сверху, недавно проснувшаяся Елена улыбалась. Синх и Прохор тоже уже встали. Зина готовила ароматный завтрак. Бим с нетерпением ждал приземления. Признаться, он страдал от полётов больше остальных, но лучше стойко переносить все тяготы собачьей судьбы, чем скулить и ждать, когда тебе дадут пинка под хвост вместо вкусной косточки.
– Кажется, Миша не очень соскучился по своей родной деревне, – изрёк изобретатель шутливым тоном.
– Его Родина теперь на острове, – подтвердила Лена.
– Встаю, встаю, – пробубнил Ромашкин, и ещё глубже зарылся в одеяло.
– Давайте обольём его из чайника! – вызвался помочь сердобольный Синх.
– Ни в коем случае! – запротестовала Зина. – В чайнике кипяток, который нужен, чтобы сварить чай.
– Точно! – воскликнул Миша, быстро вставая. - У нас и так мало пресной воды, а вы собираетесь её использовать не по назначению! Может, у вас на Дивии и принято всех так будить, у нас тут – цивилизованное общество с гуманными понятиями!
Он скатал свой матрац, запихнул его в угол и, посмотрев на ожидающих его товарищей и братьев по разуму, продолжил:
– Давайте уже пить чай. И начнём собираться на встречу с моей дорогой тёщей!
– Перед отлётом с бананового острова я приготовила для тебя парадный костюм, – сообщила своему мужу Елена.
– Прекрасно! – воскликнул Ромашкин.
– Но он улетел, когда мы ударились о крышу небоскрёба, – уточнила Елена.
– Печально, – констатировал Миша со вздохом.
– Зачем нам праздничные костюмы? – затараторил Синх. – Ведь у нас есть невидимые! Чтобы не показываться твоей маме в недостойном виде, можно оставить одни головы, а тела спрятать в эти невидимые костюмы!
– Никогда! – запротестовала Елена. – Если мама увидит только головы, а туловищ не увидит, она сразу сойдёт с ума от страха!
Изобретатель доел свой бутерброд и допил свой чай.
– Ребята! – сказал он голосом похожим на голос кота Леопольда из мультика, – Давайте вспомним о том, что наша добрая Зина, закупила для нас всё необходимое в Новом Орлеане.
– Точно! – подняв вверх указательный палец, подтвердил Миша.
– Зина! – отдал приказание Синх. – Принеси нам, пожалуйста, нашу новую одежду. А лучше, раздай каждому то, что ты купила именно для него, чтобы мы не запутались.
Как ни странно, практически вся купленная Зиной одежда пришлась впору честной компании. Кто-то мог бы сказать, что так не бывает, но с глазомером робота-секретарши не поспоришь!
– А теперь, – провозгласил изобретатель. – Мы приземляемся! Миша, жми на синюю кнопку!

38.

Участок Миши по закону, который в деревне никто нарушать не собирался по причине отсутствия мотивации, так и принадлежал Ромашкину. Давно заброшенный и весь заросший сорняком он отличался от многих деревенских участков, которые так же были давно оставлены своими хозяевами на произвол судьбы, только тем, что не имел на своём месте ни только дома, или хотя бы печурки, но даже и зачуханной собачьей будки. Один небольшой покосившийся сарайчик – вот и всё, что можно было рассмотреть за развалившимся штакетником забора.
Тихо и незаметно приземлился дом Миши Ромашкина на своё прежнее место, которое он когда-то так беспечно покинул. Конечно, из-за произведённой реконструкции, размерами домик стал намного меньше, но снаружи этого увидеть никто не мог: домик оставался невидимым. Только трава под ним по всему периметру была почему-то немного подмята.
Открылась дверь. Как из ниоткуда, наружу выбежал чёрно-рыжий пёс. Это был Бим. Радостно бегая по твёрдой земле в зарослях травы, он стал обнюхивать территорию, метить кусты. У сарайчика, где раньше стояла его будка, Бим насторожился, будто что-то припомнил, начал копать лапами землю. И точно! – острый собачий нюх не обманешь! – в выкопанной им ямке лежала его любимая игрушка – покусанная и потрёпанная пластмассовая косточка.
Следом за Бимом «из ниоткуда» выбрались и все путешественники.
Елена, давно не видевшая родных мест, с любопытством стала вглядываться в окружающую среду. Казалось, за время её отсутствия, старые домики постарели ещё больше. Заброшенная деревенская жизнь блекла, но не сдавалась. Сады продолжали плодоносить, растительность зеленела, ручьи журчали. Пчёлы, бабочки, стрекозы весело порхали над пёстрыми цветами. А вон вдалеке виднеется дом её мамы!
С глуповатой улыбкой на лице, Михаил Ромашкин покачнулся и свалился в зелёную перину луговой травы, обосновавшейся на его участке. Синх последовал его примеру.
– Хорошо! – сказал Михаил.
– Да, – согласился инопланетянин. – Мягко!
– Ну вот! – возмутилась Елена. – И стоило Зине утюжить для вас новую одежду! Вставайте немедленно!
– Зина! – распорядился Синх. – Помоги нам подняться! Дай-ка нам руку!
Секретарша протянула к мужчинам свои сильные руки и поставила Мишу и Синха в одно мгновенье на ноги.
– Спасибо, Зина! – поблагодарила Елена. – А теперь идёмте к моей маме!
Елена заметно нервничала. «Как ты там, моя бедная старушка? – думала она. – Господи, я так давно не видела тебя, моя милая мамочка!»
– Миша, закрой на всякий случай входную дверь дома на ключ, – сказал Прохор. – Хотя дом и не видимый, но вдруг дверь произвольно откроется от смены температур.
– Ха-ха, – засмеялся Ромашкин. – было бы забавно, если бы кто-нибудь увидел такое зрелище!
Сняв с гвоздика ключ, Миша начал искать замочную скважину. Прохор, заметив, что Ромашкину никак не удаётся её отыскать, поспешил к нему на помощь.
– Что вы там копошитесь? Идёмте уже! – окликнула их Елена.
– Сейчас-сейчас, – ответил Миша.
– Нужно просто отогнуть в сторону кусок резинки, который тоже выкрашен в невидимый цвет, – сообщил Ромашкину изобретатель. – Вот, видишь, она и отыскалась – твоя потерянная замочная скважина.

39.

Глафира Геннадиевна уже давно подоила корову и напоила кота Ваську парным молоком. Позавтракала сама. Потом, выйдя на крыльцо, залюбовалась своими садовыми насаждениями. Ромашки росли вперемешку с астрами, создавая удивительно приятное разноцветное полотно и радуя взор. Малина, что разрослась вдоль всего забора, угодила в этом году крупным урожаем. Хорошие дожди прошли вовремя, а теперь ярко светило и грело солнышко. Ближе к дому две нестарые ещё яблони роняли на землю свои увесистые плоды, а под ними росли сельдерей и петрушка.
Вдруг старушка заметила в кустах сельдерея облезлого соседского кота. Кота этого не любили ни баба Глаша, ни её рыжий Васька. Был он какой-то противный и явно лишаистый.
– А ну, брысь! – приказала Глафира Геннадиевна.
Соседский кот посмотрел на неё с явным презрением, демонстративно развалился на листьях петрушки и начал вылизывать свой зад.
– Ах ты, бесстыдник! – возмутилась баба Глаша, берясь за веник.
Увидев веник, соседский кот нехотя встал на лапы, подумал, и пописал прямо на петрушку.
– Смотри-ка, Васька, этот плешивый нашу зелень метит!
Васька лежал поперёк крыльца. Солнышко грело ему пузо. В полном брюхе у него приятно булькало тёплое молоко и ему было лень вставать.
– Мя-я-я-у-у! – протянул Васька, зевнув.
В этот момент калитка со скрипом открылась и громко залаяла чья-то вбежавшая собака. Васька приподнял голову и стал наблюдать за происходящим. Баба Глаша последовала его примеру. Неведомо откуда взявшийся, чёрно-рыжий барбос, заметив облезлого соседского кота, накинулся на него. Кот бросился наутёк. Дикий кошачий визг слился с весёлым собачьим лаем в один безумный ураган. Облезлый кот носился по всему саду-огороду, как ошпаренный, врезаясь на пути в молодые кочаны капусты, а чёрно-рыжая лохматая масса летела за ним следом, снося всё на своём пути.
– Бим! Бим! Нельзя! – услышала баба Глаша незнакомый мужской голос. – Нельзя!
Обернувшись, она увидела модно одетого мужчину, пытающегося поймать лающего пса. Увлечённый погоней за котом, пес пробегал мимо, не замечая своего хозяина. Наконец, изловчившись, мужчина прыгнул на собаку, как вратарь на мяч. Его красивая импортная рубашка зацепилась за куст крыжовника и рукав тут же разошёлся по шву. Колено новеньких джинсовых брюк почернело от удара о землю, а на локте образовалось большое красное пятно. Собака напугано поджала хвост и замолчала, стараясь не двигаться.
– Миша, у тебя кровь! – показавшись из-за куста смородины, крикнула какая-то молодая женщина, которую Глафира Геннадиевна не сразу узнала.
– Да нет! – откликнулся мужчина. – Это я перезревшую помидору нечаянно раздавил.
За молодой женщиной следовали ещё двое: высокая, худая дамочка со странным безучастным видом и какой-то непонятный, старый, тощий, но большеголовый негр, вероятно болеющий желтухой. Одеты были они не по деревенски – хорошо и модно.
Глафира Геннадиевна, казалось, остолбенела от неожиданности. Её рыжий кот Васька стоял рядом с ней по стойке смирно и тоже испытывал какие-то необъяснимые чувства.
«Это ещё что за четыре туриста и собака?» – думала баба Глаша.
«Понятия не имею» – отвечал ей мысленно кот Васька.
Не выпуская из руки веник, Глафира Геннадиевна собралась уже завести диалог с незваными «пришельцами» и спустилась на ступеньку вниз, но молодая женщина повернулась в сторону крыльца и неожиданно воскликнула:
– Господи!.. Мамочка родная!..
Отпустив веник и прижав руки к груди, старушка так и села. Рыжий Васька едва успел отскочить в сторону. Щуря оба глаза, баба Глаша стала всматриваться в молодую женщину.
– Ох!.. Доченька!.. Ты ли?.. – выдохнула она со стоном.
– Я, мама! Я! – опускаясь перед матерью на колени запричитала Елена.
Старушка, качая головой и охая, жадно всматривалась в лицо дочери. А что, если глаза её обманывают? Вдруг это не её милая дочурка, а какая-то аферистка, прикинувшаяся её дочкой, чтобы претендовать на наследство – землю, дом, корову и кота Ваську? Ох, время то сейчас неспокойное!
– Слава Богу... Жива! – говорила баба Глаша вслух.
– Жива, мамочка!.. Твоими молитвами!.. – уверяла маму дочка. – И я за тебя каждый день молилась… Слава Богу! Теперь не расстанемся!..
Признав, наконец, дочь, Глафира Геннадиевна обвила Елену старческими ручонками. Крепко и нежно. И обе залились горячими слезами.

Проплакавшись, Глафира Геннадиевна стала проявлять любопытство и рассматривать остальных «туристов». В лице её светилась радость.
– Мы друзья Вашей дочери, – с приветливой улыбкой сказал Прохор Клюев.
– Здравствуйте! – ответила хозяйка.
– Здравствуйте! – вторили Синх и Зина.
– А это, мама, твой зять – мой муж, Миша, – указывая на мужчину в грязных джинсах и порванной рубашке, сообщила Елена, которая уже тоже успокоилась.
– Здравствуйте, Глафира Геннадиевна, – приветствовал Михаил. – Вы наверное меня помните? Я тоже из этой деревни. Только мой дом стоял на другом краю…
– Конечно, помню, – ответила старушка. – Миша Ромашкин, который в РСУ у нас работал, а после исчез куда-то вместе со своим домом...

40.

В этот день на острове бананового магната случилось большое несчастье: у мамы-кенгуру пропал кенгурёнок.
– Это я во всём виноват, – ругал себя профессор. – Не нужно было внедрять в его гипофиз обезьяньи гормоны!.. Ищи его теперь на пальмах!
Несчастная мама-кенгуру, ежесекундно заглядывая в свой пустой мешок, прыгала вокруг да около и горестно, прямо как настоящий человек, стенала.
– Это я во всём виноват! – повторял Пётр Данилович. – Зачем я привил ей человеческие инстинкты?!
– Ты хотел как лучше, Петенька! – успокаивала его любящая супруга.
– Я всегда хочу как лучше, а получается наоборот! – отмахнулся от её «добродетели» банановый магнат.
– Невозможно предусмотреть все последствия научной деятельности! – вступилась за свекровь Алайа.
– Да, конечно, – согласился Пётр Данилович. – Но если наука будет ущемлять интересы флоры и фауны, этой науке грош цена!
– А можно отыскать этого кенгурёнка по следам? – спросил Филемон.
– Увы, – печально вздохнул профессор. – Его следы нам придётся искать очень долго…
– Почему? – поинтересовались хором дети Ромашкиных.
– Потому, ребята, что наш кенгурёнок не совсем обычный. Таким его сделали мои научные изыскания… Каюсь! Каюсь!.. Ещё в утробе своей матери этот маленький кенгурёнок получил от меня хорошую порцию геномодулирующих препаратов, сделавших его наполовину мартышкой.
– Бедный малыш! – всхлипнула жена Петра Даниловича. – Бедная мама Кенга!..
Банановый магнат, его супруга, дети Ромашкиных, Алайа, Филемон, плачущая мама-кенгуру и несколько туземцев рыскали по всему острову уже битый час.
– Хозяин! Хозяин! – закричал вдруг один из туземцев на ломаном русском. – Кажется, я нашёл его!
– Я же просил, – откликнулся Пётр Данилович. – Не надо называть меня «хозяин»! Я же не рабовладелец какой-нибудь, в конце-то концов!..
Сидя на ветке орехового дерева, под огромными зелёными листьями, кенгурёнок охотно поедал молодые орехи, которыми с ним делился взрослый орангутан. При этом «лесной человек» имел крайне дружелюбный вид.
– Смотрите, он признал в нём родню! – радостно воскликнул Пётр Данилович.
Если бы Алайа и Филемон были землянами, они бы безмерно удивились, узрев такого странного кенгурёнка. Но, так как до этой минуты из представителей сумчатого семейства они видели только его обеспокоенную маму, вид кенгурёнка нисколько их не смутил.
А ведь было чему удивиться!
На задних и передних конечностях у этого необычного представителя фауны были длинные пальцы! С помощью них, зацепившись задними конечностями, кенгурёнок гордо восседал на ветке, а передними шустро хватал протянутые ему орангутаном орехи.
– Наука, друзья мои, – многозначительно произнёс профессор. – На то и наука, чтобы помогать кенгуру и орангутанам, пингвинам и павианам, слонам и белым медведям приспосабливаться друг к другу, находить общий язык, а нам, людям, нести свет просвещения и плоды прогресса всему человечеству!
– Да, Петенька! – осмелилась согласиться жена профессора. – Плоды и свет!
Увидев своего детёныша сидящим высоко на ветке, мама-кенгуру, казалось, забеспокоилась ещё больше. Подпрыгивая выше и выше, она звала своего непослушного «отрока», чуть ли не человеческим голосом. Разглядев из-за листьев маму, «дитятя» издал некое подобие детского улюлюканья и, быстро перепрыгивая с ветки на ветку, спустился на землю.
– Ну вот, семья и воссоединилась! – улыбнулась Алайа, с умилением глядя на ласковую маму, помогающую кенгурёнку забраться в её сумку.
– Дедушка, – обратился Филемон к Петру Даниловичу, указывая на орангутана, сидящего на ветке. – Скажи, пожалуйста, а ты можешь научить это невоспитанное животное не бросаться в нас колючими шариками с этого дерева? Оно очень метко кидается и уже дважды попало мне в голову!
Профессор посмотрел в сторону орангутана, погрозил ему пальцем. «Лесной человек» спрятал за спину лохматую пятерню с зажатым в ней орехом, который собирался бросить в маму-кенгуру, и показал свои большие жёлтые зубы.
– Почему он такой сердитый? – спросил Филемон.
– Он не сердитый, – ответил профессор. – Это он так улыбается.
– А зачем же он кидается колючими шариками?
– Не знаю, – признался Пётр Данилович. – Человеческий разум, даже профессорский, ещё не достаточно проник в тайны природы, чтобы точно понять, о чём она пытается сообщить своим поведением.
– Думаю, этому зверю не понравилось, что мы пришли и разлучили его с его новым другом, – предположила Алайа.
– Вполне возможно! – улыбаясь согласился профессор. – Женская интуиция, как показывает многовековая практика, часто бывает намного точнее, чем бесчисленные расчёты учёных.
– Спасибо тебе, Петенька! – поблагодарила бананового магната, за весь женский полк, его любящая супруга.
– Ой! Дети Елены!.. – опомнилась вдруг Алайа. – Я даже не заметила… Они же только что… Никто их не видел?.. Ох!.. Они опять исчезли!
– Ещё пропажа?! – вскинув руки, изумился профессор. – Ну, нет! Так нельзя!..
– Хозяин! Я их вижу! – прозвучал знакомый голос туземца.
– Опять «хозяин»?!.. – топнул ногой Пётр Данилович. – Где ты видишь этих маленьких непоседливых негодяев?!
– На дереве, хозяин, – ответствовал непонятливый туземец виноватым голосом. – Они лезут по веткам в сторону большой обезьяны…
– Ёлки-палки!.. – не сдержался профессор. – Несите лестницу!


41.

Как и полагается по русским обычаям, гости были усажены за стол. Глафира Геннадиевна вытащила из печки котелок с рисовой кашей, наспех напекла блинов, достала из погреба банку грибов и банку компота.
На большой круглый стол в зале была постелена новая скатерть в ярких цветах. Елена помогала маме, накрывала стол, относила в зал из кухни тарелки, блюда, стаканы.
– Послушай меня, дочка, – уверяла Глафира Геннадиевна свою дочь Елену. – Мой старый намётанный глаз не обманешь, точно тебе говорю, этот большеголовый негр болен желтухой. Его надо срочно изолировать... Госпитализировать! Может быть, в городской больнице...
– Да нет же, мама! – пыталась успокоить сердобольную старушку Елена. – Это не негр. Он метис. Смешанная нация…
– Какая ещё «смешная нация»?! – не слушала баба Глаша. – Посмотри, какая морда у него! Вся в жёлтых пятнах! Точно – желтуха. Последняя стадия!
Елена не хотела говорить маме, что Синх никакой не негр, не метис, и даже не землянин, а инопланетный гость. Услышав подобные речи, старушка могла бы не выдержать и свихнуться.
Гости с удовольствием кушали и хвалили хозяйку. Только Зина ничего не ела и не пила.
– А эта тощая, – показывала пальцем баба Глаша на Зину, когда они с Еленой снова выходили на кухню. – Ох, до чего же тощая!.. По всему видно, чахоточная!
– Мама, но она ведь не кашляет…
– Сил, видать, нет уже кашлять! – догадалась старушка. – Ох, бедная!.. И не ест ничего: аппетита совсем нету...
– Да нет, мама, она здоровая! – шептала Елена. – Просто у неё конституция… телосложение такое.
– Ох ты, конституция!.. Француженка, что ли? – не унималась мамаша. Елена утвердительно кивала. – На диете, значит, сидит!.. Тогда понятно…

Выйдя из дома, Ромашкин присел на крыльцо. Сытый и счастливый, он стал разглядывать родную окрестность. Удивительно, какой милой и трогательной может показаться Родина после долгой разлуки с её вечной рассеянностью! То, что раньше вызывало раздражение своими, как казалось, опостылевшими красками, теперь умиляло душу Михаила, оживляло в памяти приятные моменты из далёкого прошлого. Вон там, под тем высоким вязом, стоял когда-то сельский клуб. После школы, мальчишкой он бежал на кружок авиамоделирования, который вёл фронтовой лётчик-инвалид дядя Петя (фамилию Миша давно не помнил). Ах, как мечталось тогда юному «авиатору»! «Вот вырасту большим, обязательно стану лётчиком!» – говорил себе маленький Ромашкин.
– А ведь почти сбылось, – сказал вдруг Миша вслух.
– Что? – спросил Синх, подошедший незаметно сзади.
Ромашкин обернулся и усмехнулся:
– Да я вспомнил, как в детстве лётчиком мечтал стать.
– А-а! – протянул Синх. – Понимаю… Летающие машины с крыльями!
– Да… Вот и говорю, почти сбылось. Летаю теперь на собственном доме!

Весь день Елена рассказывала маме о том, в какие приключения попадала она все эти годы по воле случая. Показывала фотографии бананового острова, нового дома Ромашкиных и, конечно, внуков бабы Глаши, о которых та ничего не знала. Глафира Геннадиевна всякий раз охала и ахала, и то разводила руками, то прижимала их к груди.
– Прости меня, мамочка, что я так долго не приезжала. Как видишь, столько всего пришлось пережить... Но я никогда не забывала о тебе!.. Теперь мы будем жить все вместе!
– Ох, милая моя!.. – охала баба Глаша.
Пора было начинать разговор о переезде.
«Как же уговорить маму полететь на банановый остров, – думала Елена. – Если она уже так напугана видом Синха и Зины? Она и на самолётах то никогда не летала, а тут… Шутка ли… Летающий дом!»

Прохор Клюев, разумеется с разрешения бабы Глаши, взялся выкапывать из земли молодую картошку. Картошка была средняя, но в дороге всё пригодится! Увидев, как изобретатель орудует лопатой, Синх и Ромашкин поспешили к нему присоединиться.
Некоторое время робот-секретарша стояла в стороне и наблюдала за работой мужчин. Наконец, женское любопытство, которое, казалось бы, ей совсем не свойственно, взяло верх над её непринуждённым спокойствием.
– Что вы делаете? – спросила Зина, подойдя поближе.
– Зина! – тут же нашёлся с ответом Синх. – Твой начальник помогает человечеству вытаскивать из этой чёрной массы чёрные плоды округлой формы. Говорят, они вполне съедобные, если их подержать над огнём.
– Я тоже хочу помогать человечеству вытаскивать из чёрной массы чёрные плоды, – уверенно заявила Зина.
Разогнув спину, Прохор Клюев стёр со лба пот, улыбнулся и протянул роботу-секретарше свою лопату.
– Тут, Зина, главное не переусердствовать, – успел предупредить улыбающийся Ромашкин.
Но Зина не успела проникнуть в смысл загадочного слова «переусердствовать». Черенок лопаты жалобно хрустнул и в руках у секретарши осталась только его верхняя половинка.
– Этот инструмент был очень хрупкий, – попыталась оправдаться Зина, возвращая Клюеву останки его лопаты.
– Зина! Зачем тебе «этот инструмент»? – опомнился Синх. – Ты же можешь работать голыми руками!
Приняв слова своего начальника за буквальный призыв к действию, Зина машинально закатала рукава своей кофточки, встала на колени и принялась выкапывать картофель с такой скоростью, что ей мог бы позавидовать любой трактор!

– Ах, мама, поехали с нами на остров, там так хорошо! – сказала наконец Елена. – И внуки тебя заждались. Я им каждый вечер рассказываю, какая у них хорошая, добрая бабулька. Знаешь, они ведь такие послушные! Такие послушные, что с ними никогда не соскучишься!
– Ну… Не знаю, дочка… Огород то как же?.. А корова?.. На кого я её оставлю? Доить же надо… И пасти.
– Не надо оставлять! – успокаивала Елена. – С собой её возьмём. И кота возьмём.
– Собака то ваша его не съест?..
– Не съест, мама. Конечно, не съест! Бим у нас хороший, только с виду такой... отважный.
– Ну, прям не знаю, что и делать то...
– А ты не думай! – уговаривала Елена. – Поехали! Я специально за тобой приехала и теперь не отстану! Поехали?
Но, увы, Глафира Геннадиевна не могла ответить. Выглянув в окно, она открыла от изумления рот и так и застыла с широко раскрытыми глазами.
– Мама, тебе плохо? – испугалась дочка.
– Г-г-г… – хотела что-то сказать баба Глаша, но потеряла дар речи.
Елена посмотрела в окно и вздрогнула от увиденного.
По той части огорода Глафиры Геннадиевны, где ещё недавно росла картошка, как будто проехали танки! Земля была вспахана так, как её не вспахали бы и десять культиваторов! Но самым любопытным видением была тощая француженка, по мнению бабы Глаши больная чахоткой и отсутствием аппетита.
– Господи! – перекрестилась старушка, вновь обретая дар речи. – Как это она?.. Ползком!.. А скорость то! Скорость! Француженка–землеройка…
Картошка летела в сторону мужчин, как из гранатомёта. Те не успевали её ловить и им приходилось уворачиваться.
Елена снова содрогнулась.
– Она не француженка, мама. Просто человек работать очень любит!

42.

Ближе к вечеру Глафира Геннадиевна растопила баньку. Мужчины собрались мыться. Инопланетянин Синх, со свойственной ему любознательностью, весело шагал вслед за Прохором и Мишей. Прохор нёс таз и полотенце. В руках у Ромашкина были два новеньких веника: дубовый и берёзовый.
– Зачем ты взял с собой деревья? – полюбопытствовал Синх.
– Сейчас увидишь! – усмехнулся Миша.
– Земляне очень любят русскую баню, Синх, – сказал Прохор. – Тебе тоже должно понравится!
– О, я не сомневаюсь, друзья! – радостно объявил инопланетянин. – Мне, вообще, очень нравится на вашей планете!
Войдя в предбанник, Прохор приоткрыл небольшую дверь и заглянул вовнутрь бани.
– Нормально! – провозгласил Клюев.
Из кромешной тьмы на Синха пахнуло горячим паром. Глаза инопланетянина удивлённо заморгали. На лице отпечаталось недоумение.
– Раздевайся Синх, – дружески подтолкнул инопланетного гостя Ромашкин. – Сейчас я замочу веник, поддам жарку, и попарю твои старые косточки! Вся хворь разом выйдет!
– Хворь?! – переспросил Синх, обрадовавшись новому слову.
– Ну да, – сказал Миша, исчезая в жарком банном тумане.
– Не знаю, что это такое, но пусть выходит! Чувствую, что сейчас я повеселюсь! – воскликнул Синх, подбадривая себя и тоже исчезая за дверью.

Что не говори, а обыденность «награждает» одинокого человека скукой. Глафира Геннадиевна была несказанно довольна избавлению от скуки. Благодаря неожиданным переменам, связанным с приездом дочери и её друзей, в её привычной, монотонной жизненной обстановке забурлила жизнь.
– Ну вот, – промолвила мама Елены, присаживаясь на табуретку рядом с дочерью. – А после мужчин, когда жар немного спадёт, и мы пойдём. Отмоем француженку как следует! А то наползалась в огороде то, да перепачкалась, как хрю…
– Мама! – перебила бабу Глашу Елена шёпотом. – Наша «француженка» прекрасно понимает русский язык!
Баба Глаша посмотрела на Зину немного смутившись.
– Вот я и говорю, – улыбнулась старушка, обращаясь уже непосредственно к секретарше Синха. – Помоетесь у нас тут по человечески! У вас во Франции небось русской бани то нету?
Посмотрев на Глафиру Геннадиевну, Зина тоже улыбнулась. Вероятно, от непонятного ей вопроса, какой-то контакт в микросхеме её мозга замкнулся не вполне правильно.
– En France, il y a la riviere Lena,* – сообщила женщина-робот на чистом французском.
– О-о! – повернув голову в сторону дочери, заморгала глазами баба Глаша. – И правда, видать, по-русски понимает! Имя твоё назвала!..

Из бани доносились крики, смех и негромкие удары веника по голому телу. Кричал, конечно, инопланетянин Синх. Смеялись Прохор и Миша. Но вот крики прекратились, дверь распахнулась и из предбанника, в одной набедренной повязке, функцию которой выполняла старая взмыленная мочалка, выскочил красный как рак инопланетянин Синх. Следом за ним выбежали Миша и Прохор.
– Злодеи! – шумел Синх, полушутя, полувсерьёз. – Садисты!.. Не имеете права! Я представитель другой галактики!..
– Куда ты, Синх?! Мы же только начали тебя парить! – хохоча, отвечали ему друзья.
Увидев за огородом небольшое озерцо, Синх побежал в его сторону. Миша и Прохор тоже не прочь были окунуться в прохладную водицу.
Плюх! И все трое уже плещутся в водоёме!
– Эх, Синх, так ты и останешься недопаренным! – смеётся Миша Ромашкин.
– Скорее, недоваренным! – подхватывает Прохор.
Синх хохочет, шлёпает по воде руками, брызгается...

– Ну вот, теперь и наш черёд, – сказала баба Глаша, и, обращаясь к секретарше Синха, добавила. – Милости просим в русскую баню, дамочка!
– Мама! – запротестовала Елена. – Зине нельзя мыться в русской бане! Ни в коем случае!
– Это ещё почему? – заморгала глазами Глафира Геннадиевна, считающая своим долгом показать русские традиции несчастной «француженке». – Растает она что ли?
Ответ на этот вопрос Елена сформулировать не могла.
– У нас тут не как в вашей Европе, – продолжила баба Глаша. – У нас люди гостеприимные. Мы и стол накроем и баньку натопим, а опосля и спать уложим! Так что, пошли мыться!
Не понимая, куда её ведут, и что ей в данной ситуации требуется делать, робот-секретарша последовала за бабой Глашей в странное маленькое помещение, называемое «русская баня». Елена не отставала ни на шаг.
В предбаннике баба Глаша показала Зине на вешалку.
– Вот тут и раздевайся...
«Если Зина полностью разденется, – подумала Елена. – Мама точно свихнётся!»
– Мама, – сказала Елена вслух, повернувшись к Глафире Геннадиевне. – Наша «француженка» очень стеснительная, поэтому ей лучше не раздеваться.
– Вот те на! – удивилась старушка. – Как же она, блаженная, мыться то будет?!
– Не беспокойся мама, – успокоила Елена. – Она изворотливая…
– Ну уж если так шибко телес своих тощих стесняется, то пусть одна моется, – заявила старушка. – Только пропариться пусть хорошенько, чтоб вся нечисть отвалилась!
– Хорошо, мама! – обрадовалась Елена.
Баба Глаша собралась уже уходить, но... внезапно выяснилось, что пока дочь разговаривала с мамой, робот-секретарша успела раздеться! Бросив случайный взгляд на «француженку», Глафира Геннадиевна ахнула и упала в обморок. Если бы Елена не успела подхватить её за руку, Баба Глаша ударилась бы головой о порог предбанника и последствия тогда могли быть хорошо предсказуемыми.
– Зина! – раздражённо сказала Елена, обернувшись к секретарше и увидев её воочию. – Зачем ты разделась?!
– Мне так сказала эта женщина, – невозмутимо ответил «искусственный интеллект», указывая на маму Елены.
Зина была абсолютно голая (даже её парик аккуратно висел на вешалке) и выглядела, как раздетый манекен в магазине одежды, только выпачканный чернозёмом.
– Эх, что с тебя взять! – выдохнула Елена. – Помоги мне отнести маму в дом... И ступай сюда обратно.
Обмозговав новое приказание, Зина повиновалась.
Приведя маму в чувство, Елена вернулась в баню, посмотрела на «манекена» Зину и опять глубоко вздохнула.
– А теперь будем смывать с тебя землю…
Глаза Зины испугано заморгали.
– Земля – это третья планета в солнечной системе, – озадаченно пробубнила секретарша Синха.

43.

День подошёл к концу. Заходящее солнце нарисовало на небосклоне красивый, багрово-розовый ковёр. Лягушки в пруду запели свою излюбленную хоровую песню. Заверещали в своих уголках сверчки и кузнечики. Песня комаров звучала слабее всех, но была самой назойливой.
Спрятавшись от комаров в доме, гости готовились ко сну. Биму комары тоже не нравились, но в силу своей лохматости, он предпочёл остаться на крыльце.
Миша, Прохор, Синх и Зина обосновались в зале. Кот Васька уснул на кухне у печки. Елена разместилась вместе с мамой в её спальне. Свет в доме погас. Только баба Глаша не торопилась выключать свою настольную лампу.
– Лена, если ты хочешь, чтобы я поехала с тобой на твой чудо-остров, ты должна мне всё объяснить, – сурово потребовала Глафира Геннадиевна. – Скажи мне, кто этот странный желтоватый негр? И кто эта непонятная лысая барышня, у которой – прости Господи! – совсем отсутствуют эти… всякие причиндалы?!
– Ну, мама, зачем ты мучаешься этими несущественными вопросами?! – взмолилась Елена, пытаясь улыбнуться. – Они вполне нормальные люди, такие же как мы с тобой…
– Нет, дочка! Я всё видела!.. Может, она и «француженка», но половые признаки у бабы быть обязаны!
– Да нет же, тебе просто от жара в бане плохо стало...
– Ты меня в старухи не записывай! – как отрезала баба Глаша. – У меня голова, слава Богу (тут она трижды стукнула по деревянному столику, чтоб не сглазить), пока ещё кумекает.
– Я и не говорю, что ты старая, Мама! – возмутилась несправедливостью Елена.
– Тогда, давай, выкладывай всё начистоту! – не унималась баба Глаша.
– Ладно! – не выдержала бывшая продавщица. – Всё скажу! Только обещай мне, мама, не сойти с ума от услышанного!
– Если уж я не сошла с ума от увиденного, – уверенно сказала баба Глаша. – То от услышанного и подавно не сойду!
Всю ночь вёлся диалог Елены с Глафирой Геннадиевной.
Иногда, когда баба Глаша, удивляясь, охала и причитала особо громко, Бим начинал спросонья лаять и соседский плешивый кот в эти моменты истерично орал.
Из рассказа дочери, довольно спутанного, баба Глаша смогла разобрать следующее: в результате опытов, проводимых профессором, отцом изобретателя Прохора, друга Миши, откуда-то взялись эти двое «иноземцев» – желтоватый негритос и его секретарша.
– Но бояться их не стоит, – заключила дочь Глафиры Геннадиевны. – Люди они безобидные. Можно даже сказать, очень добрые, отзывчивые. Всегда всем помогают и денег за работу не просят!
– Это хорошо, – согласилась баба Глаша и, вздохнув, добавила. – Но жалко девку… И негра тоже...
– Они прекрасно себя чувствуют, мама, – заверила Елена. – Не беспокойся!

Прохор понимал, что Елене не так то просто будет уговорить свою маму покинуть насиженное место и полететь на незнакомый остров, поэтому с отлётом не торопил. Да и хорошенько отдохнуть от летающего дома тоже требовалось.
– Они давно не видели друг друга, – имея в виду Елену и Глафиру Геннадиевну, с пониманием говорил Прохор Михаилу. – Им нужно снова привыкнуть к родственным отношениям.
Миша кивал головой, показывая, что он совсем не против задержаться в деревне. Прожив последние три года на острове бананового магната, он ни разу и не вспомнил о Родине, а тут… Родина так его встретила, что Мише даже показалось, будто она по нему сильно соскучилась!

44.

На третий день пребывания в гостях у бабы Глаши, в деревне случился небольшой казус, который стал причиной всяких новых слухов о паранормальных явлениях.
Один из жителей деревни, давно спивающийся агроном Митрофаныч, зашёл на заброшенный участок Михаила. Агроном давно нигде не работал и, понятное дело, на участок Михаила зашёл совсем не для того, чтобы его облагораживать. Более того, следует заметить, что Митрофаныч был довольно пьян и неустойчив.
«Вот здесь то мы и отдохнём!» – подумали изрядно утомлённые алкоголем мозги Митрофаныча.
Оттолкнувшись от забора, неустойчивый агроном поковылял через весь участок, намереваясь свалиться на мягкую зелёную травку в тени старой Мишиной яблони.
Невидимый летающий дом неожиданно преградил дорогу. Митрофаныч упёрся лбом в прозрачную преграду. Руки его стали перебирать влево и вправо по невидимой стене. Выглядело это как настоящая пантомима.
В это время мимо забора шли две деревенские бабы.
– Смотри, смотри, Алексеевна! – засмеялась одна из баб. – Митрофаныч то, что выделывает!
– А-ха-ха! – подхватила вторая. – В артисты наверно собрался!
– Точно! В артисты!..
Но Митрофанычу было не до смеха. Такого с ним ещё не случалось! Руками он, казалось, точно чувствовал твёрдую поверхность, но не видел ничего поверхностного.
«Неужели горячка? – испугались мозги агронома. – Или это, вообще, сон дурацкий снится?!»
– Помогите, бабоньки! – простонал Митрофаныч, поворачивая в их сторону пьяную физиономию. – Что то я… того!.. совсем заблудился!..
– Постой немного, Митрофаныч! – смеясь закричали бабы. – Сейчас мы твоей жене об этом сообщим! Она тебе быстро поможет!
– Эх вы, – выругался агроном. – Дуры несусветные!

Жена Митрофаныча – женщина не крупная, но увесистая – не заставила себя долго ждать.
– Ах ты, пьяница! – услышал неустойчивый агроном знакомый голос супруги.
– Дуня! – обернулся Митрофаныч. – Дуня, я не пил! Ни грамму!
Брови агронома наползли на глаза. Он тщательно старался предать лицу разумное выражение, но оно не поддавалось.
Ноги его подкашивались. Держась за невидимую стену правой рукой, чтобы не упасть, Митрофаныч медленно и предательски сползал вниз.
– Допился, окаянный! – прогремело над ухом агронома. – За воздух держишься?!
И тут случилось нечто такое, о чём говорят: «из ряда вон выходящее»!
Рука Дуни размахнулась, чтобы влепить мужу-алкоголику заслуженную оплеуху, и... Бац!.. послышался звон битого стекла!
– Ай! – коротко вскрикнула от неожиданности жена агронома, машинально обернувшись на звук.
На обрезанной руке Дуни проступила кровь. Но не это было самым страшным. Глазам женщины предстала картина до такой степени невероятная, что она чуть было не свалилась на траву, последовав примеру своего мужа. Это было нечто нереальное! Глядя во все глаза на это «нечто», Дуня не смогла бы объяснить никому на свете, что же это за видение!
Одно было явным: прямо на фоне чистого неба, с помощью «рукоприкладства» Дуни, образовалось рваное отверстие, за которым зияло некое тёмное пространство, а в нём отражалось, перекошенное от испуга, лицо самой Дуни! Несколько осколков непонятного вида остались лежать на траве.
– Что ты сделала, Дуня?! – возопил окончательно ошарашенный агроном, ещё более уверившись, что всё происходящее сон. – Зачем ты испортила весь пейзаж?! Вот заштопывай теперь!
Голос мужа донёсся до Дуни откуда-то издалека. И последовавший за невнятными словами идиотский смех Митрофаныча, вверг её сознание в полный ступор. Но продолжалось это не больше десяти секунд. На одиннадцатой секунде в голове у жены Митрофаныча что-то щёлкнуло, она включилась, и из неё наконец вырвался душераздирающий крик.
– А-а-а-а! – возопила женщина, зажимая ладонью левой руки прижатую к груди обрезанную правую руку.
Вскоре на её крики со всех ближайших дворов набежали соседи. Сначала они никак не могли понять в чём дело. Но, подойдя поближе к орущей Дуне, встав под определённым углом и всмотревшись в окружающее пространство, к своему глубочайшему испугу, начинали замечать в воздухе рваное отверстие! Отверстие это, совершенно немыслимое, зияло пугающей темнотой!
Когда собралось уже человек двадцать, Дуня замолчала.
Все стояли, молча. Смотрели на невиданное доселе зрелище. Никто не решался подойти слишком близко и заглянуть в жуткое отверстие.
– Лучше вызвать специалистов, – боясь говорить громко, пробубнил в гробовой тишине Шурик Ложкин. – Самим туда соваться не следует!
– Точно, – стали поддакивать соседи. – Вдруг это чёрная дыра какая-нибудь! Засосёт! И не выберешься!

Сообразив, что никто не обращает на него внимания, Митрофаныч достал из-за пазухи недопитую бутылку какой-то «бадяги», отхлебнул из неё солидный глоток вонючей жидкости и собрался уже блаженно растянуться на желанной травке. Но тут в его хмельную бесшабашную голову пришла внезапная весёленькая мысль. Допив остатки своей «драгоценной» жидкости, агроном размахнулся и...
– Ура-а! – услышали соседи его хриплый воинственный клич.
Бутылка полетела прямо в «нереальное отверстие»!
Целиться Митрофаныч и не думал. Только счастливая случайность спасла от большой неприятности Шурика Ложкина, подошедшего к невидимому дому ближе всех. Пролетев мимо его головы, едва задев волосы, бутылка ударилась о воздух, а точнее, о какую-то невидимую преграду, и разлетелась вдребезги!
В том месте, о которое ударилась бутылка, прямо на самом небе, образовалась небольшая, еле заметная вмятина!
– Ты что делаешь, дурень?! – закричали со всех сторон на агронома.
Погрозив кулаком ухмыляющемуся Митрофанычу, Шурик Ложкин решил всё-таки получше рассмотреть вмятину, оставшуюся от удара бутылки. Любопытство раздирало его душу сильнее чем страх. Он подошёл к самой вмятине. Теперь она была прямо над его головой. От смеси чувств, любопытства и страха, коленки Шурика дрожали и сердце сжималось. Ещё мгновение, и нос Шурика Ложкина не просто упёрся в невидимую стену летающего дома, но попал в самую широкую щель между досок веранды!
– Ой, мама! – проговорил пищащим голосом Шурик, – Отпустите меня, пожалуйста!
Чувствуя, что кто-то держит его за нос, несостоявшийся герой вдруг ясно осознал, что если сейчас же не уберётся прочь с проклятого участка, то наверняка наделает в штаны!
Он упёрся руками в невидимую воздушную преграду, шершавую и неприятную на ощупь, оттолкнулся от неё и, что есть мочи, кинулся бежать.
Как говорится, взяв ноги в руки, остальные соседи тут же последовали его примеру.
Лишь пьяный безработный агроном Митрофаныч, с полуулыбкой Джоконды на слюнявых губах, положив под пустую, но изрядно отяжелевшую голову свою грязную руку, остался тихо почивать на таинственном заброшенном участке Михаила.

45.

Слухи по деревне разносятся быстрее чем сорняки по огороду.
В тот же вечер хозяйка облезлого соседского кота, дородная барышня преклонного возраста, Марфа Егоровна, по секрету, сообщила Глафире Геннадиевне страшную новость о загадочных вещах, происходящих на заброшенном участке холостяка Миши Ромашкина, исчезнувшего три года назад вместе с домом и собакой.
– Ей-богу!.. – набожно перекрестилась Марфа Егоровна, завершая свой безумный рассказ. – Неспроста всё это! Сначала Ромашкина с домом… и собачку его… Теперь вот, говорят, чуть Шурика Ложкина не утащили! Прямо, говорят, чёрные ямы какие-то в небе!.. Чтоб им пусто было! Господи помилуй!.. Ну, ничего! Специалистов уже вызвали. Завтра, говорят, из города приедут... Разберутся!..
«Странно всё это, – подумала Глафира Геннадиевна. – И всё в одно время! И дочь моя с Мишей Ромашкиным… И этот негр со странной француженкой… Совпадение? Надо бы выяснить… Нет, не надо Марфе про гостей говорить! Мало ли...».

Елена выслушала маму, разинув рот от удивления. Ей и в голову не приходило, что её затея, перевести на остров её старенькую маму, может быть таким опасным для общества мероприятием, и наделать столько шума!
– Давай собираться, мама! – вскочив со стула, озвучила свою внезапную мысль Елена. – Нам нужно срочно лететь на остров! Иначе будет большая беда!
– Но, как же?.. Так сразу? – начала лепетать старушка. – А корова?.. А Васька?..
– Всех возьмём с собой! – отрезала Елена.
– Но, как возьмём?..

Услышав от Елены новости, переданные Глафирой Геннадиевной, Прохор Клюев и Миша Ромашкин решили действовать незамедлительно, но со всей осторожностью.
– Нужно, во что бы то ни стало, переместить летающий дом на другое место до приезда городских специалистов, – сказал Прохор. – И сделать это мы должны незаметно!
– Ночью пойдём? – спросил Ромашкин.
– Да, – ответил Прохор.
Баба Глаша готовилась к отлёту.
Корова была накормлена и выдоена. Три больших мешка свежескошенной травы должно было хватить бурёнке на всю дорогу. Во фляги и бутыли набрали колодезной воды. Сложили в коробки, тазы и вёдра картошку, кабачки, яблоки и прочие овощи и фрукты.
Зина помогала Синху доставать из погреба банки с соленьями. Елена и Глафира Геннадиевна собирали чемоданы, укладывали личные вещи бабы Глаши, домашнюю утварь, разные памятные вещицы и безделушки.
– Вот эту картину с чудо-птицей покупал ещё твой отец в пятьдесят третьем году, – вспоминала баба Глаша. – А этот самовар достался нам от твоего деда…
– Берём, мама! И это тоже берём! – успокаивала старушку Елена.

Солнце почти совсем закатилось. Пенье лягушек наполнило всю округу монотонной какофонией. Тихонько скрипнула дверь. Затем калитка. Миша и Прохор, покинув усадьбу Глафиры Геннадиевны, направились к «паранормальному» участку Ромашкина.

46.

Шурик Ложкин никак не мог заснуть. Он лежал на своём скрипучем диване уже целый час, но сон его не брал. Не только недавние события, но и воспоминания далёкого прошлого мучили Шурика Ложкина. Три года прошло с тех пор, а он всё не мог забыть о том, что увидел тогда высоко в небе, прямо над своей головой. Да-да, сомнений быть не может, тогда он отчётливо видел висящий в небе дом! В тот же злопамятный вечер, как сквозь землю провалилась его давняя зазноба – Ленка. И это было для него тогда тоже немалым шоком.
Шурик ворочался. Мысли мучили его.
Наконец, встав с дивана, Ложкин надел штаны и рубашку. Маманя, батя и младшая сестра давно спали. Чтобы не разбудить семью, Шурик на цыпочках вышел из дома. Снял с забора калоши. Надел…
И тут, ноги сами повели его к заброшенному «заколдованному» участку, на котором его накануне схватили за нос неведомые силы!
Участок был неблизко. Но несколько километров, даже ночью, для деревенского жителя – ерунда!
«А вдруг ночью, там происходят куда большие аномальные явления? – думал Шурик. – Ведь можно главным очевидцем стать! А потом тебе и интервью, и телевидение!.. И слава, и деньги!»

Во рту пересохло, спина замёрзла. Митрофаныч открыл глаза и увидел, что лежит он не на кровати рядом с Дуней, и даже не на полу в своей прихожей, а на холодной земле в чьём-то огороде!
«Ничего! Дело привычное!» – подбодрил себя пьяница.
Ощупав свой внутренний карман и не обнаружив в нём заветной бутылки, Митрофаныч приподнялся. Сел на землю. Голова его кружилась, мысли путались, штаны были мокрыми. Вдруг он услышал слева от себя, совсем близко, негромкий звук чего-то упавшего на землю. Обернувшись, Митрофаныч присмотрелся. Мутный лунный свет освещал какой-то белый предмет. Рука его дотянулась до предмета. Ощупала.
«О, яблочко!.. Спасибо, дерево!» – благодарно замурлыкали изголодавшиеся извилины в мозгах похмельного агронома.
Поднеся яблоко к пересохшему рту, агроном смачно отгрыз сразу половинку. И начал громко жевать.

Подойдя к забору злополучного участка, Шурик Ложкин, прячась от лунного света в тени старой яблони, стал пристально вглядываться в то место, где по его предположениям должно было находиться нереальное отверстие. Разумеется, было темно и разглядеть тёмное пятно в окружающей темноте было практически невозможно.
«Что ж я теперь тут всю ночь торчать должен?! – спросил себя мысленно Ложкин.
Собрав всю свою волю в кулак, Шурик собрался уже проявить себя как герой, войти в калитку, но…
В гробовой тишине, нарушаемой только беспокойным стуком его пугливого сердца, вдруг послышалось зловещее чавканье!
Сердце Шурика застучало ещё быстрее. Если бы ему, сердцу, было куда спрятаться, оно бы, без лишней напускной бравады, спряталось намного глубже чем в пятки!
«Мама! Что это?!» – мысленно взмолился несостоявшийся герой.
Доев яблоко, Митрофаныч громко икнул и выбросил огрызок через левое плечо.
Шурик Ложкин почувствовал сильное головокружение.
Пролетев пару метров, огрызок ударился о яблоню и, совершенно случайно, рикошетом, отлетев в сторону Шурика… Бум!.. угодил бедолаге прямо в темя!
– А-а-а! – вскрикнул Ложкин и потерял сознание.
Услышав дикий крик, Митрофаныч вскочил на ноги и в ужасе бросился бежать в противоположном от крика направлении. Именно в этом направлении и стоял невидимый летающий дом.
Удар был громкий и неприятный. Не успев издать ни звука, Митрофаныч пошатнулся и отключился.

47.

В полной тишине, если не считать редкого собачьего лая и пения лягушек, к которым все в деревне давно привыкли, Прохор и Михаил, отгоняя от себя докучливых комаров, дошли до участка Ромашкина. Тут они остановились.
В окнах соседних домов было темным-темно. Постояв немного и понаблюдав, Клюев подтолкнул Ромашкина, давая понять, что можно двигаться вперёд. Поблизости никого видно не было.
Упавший без сознания Шурик Ложкин, до сих пор не придя в себя, лежал под забором, довольно далеко от калитки. Митрофаныч валялся с задней стороны летающего дама.
Если бы люди могли наблюдать за приближением Прохора и Миши к невидимому летающему дому, то они бы непременно подумали, что это два лунатика.
Выставив руки перед собой (чтобы случайно не врезаться в дом) в сумрачном лунном свете медленно шагали эти двое.
Дойдя почти до середины участка, лунатики стали шарить руками по невидимой стене. Вот один из них что-то нащупал. Раздался тихий щелчок и – о,чудо! – прямо на открытой местности образовалось и сразу испарилось тёмное пятно, в котором исчезли лунатики!
Прошло несколько минут. И вдруг, оттуда, где исчезли два силуэта, донёсся жуткий грохот и ругательства!

– Ё-п-р-с-т!.. – не сдержался Ромашкин, ударившись о кухонный шкаф и уронив себе на ногу что-то тяжёлое.
– Да, без света мы тут ничего не увидим, – посетовал Прохор. – И Синх фонарик куда-то дел… Придётся включать свет.
– Давай, включим, – простонал Миша. – Заодно посмотрим, что мне на ногу грохнулось!

Шурик Ложкин, наконец, зашевелился. Сознание возвращалось в его тело. Пошевелив руками и ногами, Шурик начал вспоминать, что произошло. Ощупал свою голову. Вроде в порядке. Митрофаныч тоже зашевелился.
– Слава Богу! Жив! – обрадовался Ложкин, сам не заметив, как произнёс свою мысль вслух.
– Слава Богу, жив! – ответил ему эхом чей-то голос.
Шурик содрогнулся.
– Ты кто? – спросил он темноту.
– А ты кто? – переспросил голос.
– Я - Шурик, – ответил Шурик.
– Шурик? – удивился голос.
– Да, – подтвердил Ложкин.
– А я тогда кто?..
– Не знаю, – признался Шурик.
– О, вспомнил! – обрадовался голос. – Я агроном, Митрофаныч!
– Фу-ух!.. Слава Богу! – выдохнул Ложкин. – Митрофаныч это не полтергейст!

48.

Свет в летающем доме включился в тот самый момент, когда поднявшийся на ноги Шурик Ложкин, протиснувшись в щель, образовавшуюся в старом заборе, подошёл к поднявшемуся с земли пошатывающемуся Митрофанычу.
Так уж вышло, что «нереальное отверстие», обнаруженное накануне женой Митрофаныча, оказалось вполне реальным разбитым боковым окном дома Ромашкина.
Образовавшись на совершенно пустом месте, луч света резко ударил в глаза Шурика и Митрофаныча. Это выглядело более чем ужасно!
Не всматриваясь в подробности источника излучения этого жуткого света, агроном и его товарищ по несчастью, Шурик Ложкин, хором оповестили округу о испытанном ими ужасе и кинулись бежать!

– Ага, так я и думал! – снова выругался Ромашкин. – Эта баба-робот не убрала на место утюг, вот он и грохнулся со стола прямо мне...
– Тихо! – шепнул Прохор Ромашкину. – Слышишь?..
– Да, – констатировал Миша тоже шёпотом. – И прислушиваться то не надо. Кто-то орёт, как резанный!
– Думаю, снаружи что-то заметили, – сделал вывод Клюев.
– Надо быстрее убираться отсюда! – подтвердил Ромашкин.
На то, чтобы запустить механизм, приводящий в действие гравитационный стабилизатор, понадобилось две секунды, Ещё две пригодились для запуска основного двигателя.
В общем, через каких-то пять-десять секунд, невидимый летающий дом, излучая единственный пучок света из рваной раны своего разбитого окна, медленно, плавно, и практически беззвучно, поднялся над деревней в ночное, усыпанное звёздами небо.

Митрофаныч не мог спасаться бегством дольше чем полминуты. Увы, организм его сильно сопротивлялся душевному желанию выжить и готов был сдаться на произвол судьбы, и даже погибнуть, лишь бы никуда больше не торопиться.
– Стой, Шурик! – взмолился запыхавшийся Митрофаныч. – Я больше не могу! Подожди!..
Шурик остановился. Со страхом оглянулся на ужасный луч. Луч поднимался над деревней всё выше и выше.
– У.. у... улетает! – заикаясь выдохнул Шурик. Волосы его стояли дыбом, лицо искажалось дурацкой улыбкой безумца.
Митрофаныч посмотрел в небо. Вид у него был не лучше чем у Шурика Ложкина. В глазах блестели слёзы. Казалось он даже протрезвел.
– А я уж думал... горячка! – тихо засмеялся Митрофаныч.

49.

Летающий дом требовалось куда-то посадить, поставить, приземлить! Но куда?
Выключив свет, чтобы их не заметили, Ромашкин на ощупь открыл окно и сразу же чуть не обрезался о разбитое стекло наружной створки.
– Ёлки-палки! – присвистнув, сказал Ромашкин. – Да нам, оказывается, стекло выбили!
– Стекло? – подхватил Клюев. – Тогда понятно, почему в деревне начался такой переполох!
– Да-а, представляю, как народ удивился! – протянул Ромашкин.
Он осторожно убрал осколки и выглянул из окна наружу. Стал всматриваться. Тщетно! За окном не было видно ровным счётом ничего, кроме бесконечно тёмной пустоты.
– Луна спряталась, – констатировал Ромашкин. – Под нами то ли лес, то ли поле… А может и озеро!
Прохор пытался постепенно снижаться, но делать это было крайне опасно. Можно было запросто зацепиться за дерево, за высоковольтный столб или же за водонапорную башню.
– Не видно? – снова спросил Прохор.
– Посадочную полосу? – усмехнулся Миша. – Нет. Не видать.
Но вот, внизу, слева от невидимого летающего дома, замелькали два маленьких огонька. Будто кто-то включал и выключал попеременно два фонарика. Вспышки были то длиннее, то короче, как азбука морзе.
– Похоже на сигналы, – сообщил Прохору Ромашкин.
– Думаешь, это наш догадливый друг Синх? – отойдя от «штурвала» и подойдя к окну, произнёс Клюев.
Миша пожал плечами.
– Думаю, в нашей деревне не много бы нашлось людей, готовых шляться по ночам и мигать фонариками.
– Хорошо. Будем приземляться, – кивнул Прохор. – Но, как можно тише.
Он повернул небольшой рычаг на пульте и летающий дом пошёл на снижение.

Через пару минут Ромашкин разглядел в темноте рядом с мигающими фонариками силуэт человека. Силуэт был действительно похож на Синха. Разглядеть второй силуэт за мигающими фонариками было невозможно, но Миша догадался, что второй силуэт – это верная подруга Синха, секретарша Зина.
– Зина! – воскликнул хорошо знакомый голос инопланетянина. – Хватит уже моргать! По-моему, я слышал какие-то звуки. Ты что-нибудь слышала?
– Да, – отозвалась верная подруга. – Мои датчики показывают, что летающий дом приземлился, и находится сейчас прямо перед нами.
– Лично я ничего не вижу, – проворчал Синх.
– Свойства Вашего зрительного анализатора сфокусировано таким образом, что не всегда позволяет Вам видеть, как микроскопические предметы, так и…
– Хватит, Зина! Я это знаю, – перебил секретаршу инопланетянин. – Покажи лучше где дверь летающего дома. Мы будем встречать наших дорогих друзей.
Секретарша прошла на несколько шагов вперёд, протянула в темноту руку и, нащупав невидимую дверную ручку, открыла дверь. На пороге стояли Прохор и Ромашкин.
– Ну, слава Богу! – обрадовался Синх. – Я уже начал беспокойство! Поэтому приказал Зине мигать глазами, чтобы вы не сбились с курса!
– Молодцы! – похвалил Ромашкин, похлопав Синха и Зину по плечам.
– Всё готово для отлёта? – поинтересовался изобретатель.
– Всё готово! – эхом ответил Синх. – Но мама Елены хочет взять с собой одно большое рогатое животное и одно небольшое, мурлычущее.
– Боюсь, корова Глафиры Геннадиевны не уместится, – покачал головой Прохор.
– А если и уместится, то не уместится кто-то из нас! – подтвердил Миша.

50.

– Нет! Нет, нет и нет! – протестовала баба Глаша. – Без коровы я никуда не полечу!
– Но, мама! – умоляла Елена.
– Значит, обстоятельства складываются так, – начал Прохор. – Завтра из центра должны приехать некие специалисты с умными собаками-ищейками. Разумеется с ними приедут и журналисты...
– Куда же без них! – вставил Ромашкин.
– Начнут расспрашивать жителей, – продолжил Клюев. – Станут обследовать местность. Не исключено, что могут наткнуться и на летающий дом, который мы в поле оставили.
– Улетать надо немедленно! – заключил Ромашкин.
– Вот видишь, мама! – выпалила Елена, вознося руки к небу. – Надо улетать!
– Без коровы не полечу, – насупившись, проворчала настырная старушка. – Она ж без меня с тоски издохнет!
– Есть один хороший вариант! – осенило вдруг Синха.
– Какой? – спросили хором Прохор и Михаил.
Синх покосился на бабу Глашу.
– Ну, можно было бы нарядить рогатое животное в ту невидимую одежду, в которую наряжались мы, когда ходили освобождать Зину из большого разрушенного здания.
– Точно! – радостно подхватил мысль инопланетянина Ромашкин. – Синх, ты – наш добрый гений!
– Я всегда готов помогать землянам и их животным! – самоотверженно провозгласил Синх, прижав к груди свою костлявую руку. – Не знаю, что значит «гений», но я готов быть для пользы дела даже гением!
– Гений, Синх, это значит — мудрец, – пояснил Прохор.
– О-о! – просиял Синх. – Я ваш добрый мудрец!

Корову вывели из сарая и привели в дом Глафиры Геннадиевны. Тут её со всех сторон окружили и стали «наряжать» в непонятные одежды.
Бурёнка упиралась и недовольно мычала. Что пытаются сотворить с ней люди? Увы, как она не напрягала мозги, но не понимала! Баба Глаша стояла перед своей рогатой питомицей и нежно поглаживала её по бархатистой шёрстке.
– Потерпи, потерпи, милая, – приговаривала баба Глаша.
– Му-у? – озадаченно вопрошала её корова.
Миша, Прохор и Елена суетились вокруг рогатого животного, всячески стараясь «упаковать» его в невидимый костюм. Синх выполнял приказание Прохора, удерживая в стороне от всего происходящего непоседливого Бима. Зина стояла у стены, как истукан, и наблюдала за действиями людей с ещё большим непониманием чем бурёнка бабы Глаши.
– Вот здесь, Лена, прихвати! – говорил Миша.
И Елена, с иголкой и нитками в руках, залезая под хвост коровы, пыталась пришить друг к дружке куски невидимой ткани.
– И как Вы только додумались, Прохор Петрович, изобрести такую невидимую ткань! – пыхтела Елена, изрядно удручённая портняжной работой.
– Это трудно объяснить, Елена, – нравоучительно пояснил Прохор. – Но я постараюсь. Расскажу как можно проще. Моя «невидимая» краска сочетает в своём молекулярном составе такой порядок атомов, который не позволяет фотонам (солнечным лучам) отражаться от него. Но зато от него очень хорошо может отражаться всё, что находится непосредственно за предметом! Получается, так сказать, искривление видимого пространства. И никто даже не догадывается, что это пространство может быть заполнено каким-нибудь невидимым предметом!
Работа была почти доделана. Оставалось спрятать коровью голову под капюшон и привязать саму бурёнку крепко-накрепко к летающему дому, чтобы не отлетала от него слишком далеко.
– Ох, не нравится мне всё это! – вздыхала Глафира Геннадиевна.
– Не беспокойтесь, маманя! – подбадривал Ромашкин. – Если немного и скажется наш перелёт на её удое, хозяин острова – великий профессор-биолог! – в два счёта наладит всё в самом лучшем виде!
Невидимый костюм уже полностью скрыл корову от глаз бабы Глаши.
– Ох, где ж ты, милая? – спросила баба Глаша, обшаривая пустоту старческими ручонками.
– Му-у! – ответила ей бурёнка, давая знать, что всё в порядке.

51.

Как неоднократно заявлялось разными правдолюбами, Земля имеет достаточно округлую форму. Кто знает, быть может и поэтому, а впрочем, вполне возможно, и в силу каких-либо других обстоятельств, слухи и сплетни по её окружности распространяются довольно-таки быстро!
Фёдор Степанович Борзов, бывший директор частного сыскного агентства, а ныне почётный член общества шарлатанов под названием «Фонд любителей борьбы с вредными насекомыми», услышав о странных событиях, происходящих в одной из местных деревень, тут же вспомнил об изобретателе.
«Преступники всегда возвращаются на место преступления!» – подумал бывший детектив.

Несколько лет назад, когда злосчастный Сидор Сергеевич Сухарев, не поставив в известность даже своих самых преданных бандитов, скрылся в неизвестном направлении, детектив Борзов остался без обещанного, довольно крупного гонорара. Более того, Сухарев бросил и его, и капитана катера Васю на произвол судьбы на одном из далёких островов, совершенно без средств к существованию: без денег, без пищи, без топлива. Проклятый Сидор Сергеевич! Попался бы ты тогда под горячую руку детектива Борзова!.. Несколько дней провели «туристы поневоле» на том пустынном клочке суши посреди океана. Кончилось вино, кофе и консервы. Приходилось питаться улитками... И если бы не счастливая случайность, в виде проплывающего мимо торгового судна, не известно, удалось бы выжить Феде и Васе на этом чёртовом островке или нет!

«Всё сходится, – умозаключил Фёдор Борзов, рассматривая через лупу карту, лежащую перед ним под настольной лампой. Хмуря густую бровь и щуря левый глаз, он почесал указательным пальцем свой большой мясистый нос и, бубня, продолжил мыслить. – Именно из этой деревни исчез дом вместе с хозяином... И улица та самая».
Сомнений быть не могло. Изобретатель, вместе со своими изобретениями, снова показался на горизонте.

Услышав грохот от падающего предмета, Фёдор Борзов открыл глаза и понял, что уснул прямо за столом. Лупа долго выползала из его крепко сжатой ладони и, наконец, грохнулась на пол, разбудив своего хозяина. Подняв лупу, Борзов увидел, что выпуклое стекло треснуло пополам.
– Ну вот, – пробубнил бывший частный сыщик. – Не успел ещё заняться этим делом, а убытки уже налицо!
Выбравшись из-за стола, Борзов зевнул, потянулся. Разминая свои косточки, начал разводить руками вправо и влево. Несколько раз присел. Сделал пять отжиманий от пола. Он всегда знал, что надо поддерживать себя в форме!
За окном светало. Вскипятив чайник, приготовив омлет и наделав бутербродов, Фёдор Степанович плотно позавтракал. Надел свой лучший костюм, чтобы выглядеть более представительным. Взял дипломат и отправился в сторону гаража.

52.

Утро благоухало пёстрыми красками сельской жизни. Щебетали птицы, орали петухи, порхали бабочки. Хозяйки выгоняли из дворов скотину. Пастух гнал её в чистое поле, на заливные луга. Шурик Ложкин спал на веранде, храпя на всю округу. Митрофаныч оккупировал уборную: его мучили совесть и несварение...
А в стороне от всей этой деревенской утренней благодати, суетясь и поторапливая друг друга, готовились в путь почти всю ночь не спавшие путешественники, во главе с Прохором Клюевым.
Изобретатель вставил новое стекло, заместо выбитого женой агронома Митрофаныча, закрасил его свежеприготовленным раствором «невидимой» краски. Михаил привязал корову надёжным морским узлом к летающему дому.
– Не забудь покрасить верёвку! – напомнил Синх.
– Само-собой! – ответил Миша.
Елена разложила по углам вещи Глафиры Геннадиевны. Подготовила для мамы принесённую из её дома кровать.
– А сена то мы маловато взяли, – вздыхала баба Глаша, переживая за корову. – Да и как же она, бедная, будет жить прямо в небе, пока мы летим?
– Не волнуйся, мама! – смеялась Елена, насколько можно естественнее, чтобы успокоить старушку. – По дороге мы можем делать привалы, останавливаться на лугах с сочной травой. Знаешь, мама, какая сочная трава на островах атлантического океана!
– Ох, не знаю, дочка... Не знаю, – махала рукой на свою старость Глафира Геннадиевна.
Кот Васька, как только его заставили перебраться в новое жилище, забрался на чердак.
«Хоть здесь то не воняет собакой! – проурчал про себя старый Васька. – Судя по всему, в родной дом мы теперь не вернёмся. И остаток своих дней мне предстоит провести здесь...»
Пометив, как полагается по собачьему обычаю, на всякий пожарный случай, всю окружающую территорию, предвкушая скорый отлёт, Бим вошёл в дом и забрался под железную кроватью. На излюбленном местечке его ждала старая собачья подстилка и такой же старый, давно обглоданный мосол.
К «костюму» коровы были крепко-накрепко пришиты несколько антигравитаторов. Работали они по одному принципу с летающим домом и управлялись с его же пульта. Верёвка, привязанная одним концом к корове, а другим к дому, была не длиннее десяти метров. В любой момент бурёнку можно было подтянуть к двери, нащупать вымя и подоить. Правда, как это будет осуществляться на практике никто не знал.

Фёдор Борзов заглушил мотор своего потрёпанного «Москвича». Вылез из машины.
Вот он – злополучный участок, с которого однажды исчез дом вместе с хозяином! А вчера, по слухам, распущенным местными болтунами, на нём творились разные, неподдающиеся описанию чудеса.
Бывший детектив бесцеремонно оттолкнул калитку и ступил на «место преступления».
Вымышленный великим писателем Артуром Конан Дойлом не менее великий персонаж, по имени Шерлок Холмс, наверняка догадывался, что его дедуктивными методами в далёком будущем будет пользоваться большинство сыщиков по всему миру. Что и говорить, Шерлок Холмс был великолепен! Но... Существуй он на самом деле, он бы непременно впал в жуткое отчаянье, от зависти к элементарной зоркости и наблюдательности Фёдора Борзова!
– Ага-а, – беззвучно пробубнил себе под нос сыщик, обнаружив посреди участка, возле квадрата примятой травы, разбитую бутылку и чуть поодаль несколько осколков от выбитого окна летающего дома. – Понятно. Здесь явно выпивали, били окна, и…
На останках бутылки, как и на осколках из окна, Борзов увидел одинаковое «нечто» – какой-то непонятный раствор. Раствор этот, как виделось, делает предметы прозрачными, или невидимыми.
«Вероятно, это и есть та самая «невидимая летающая лаборатория», из которой тогда на Васин катер свалился неуклюжий ассистент изобретателя, – размышлял Борзов. – Так, так… Вот и следы от ботинок! Совсем недавно… Два человека... Ага-а… Тут следы исчезают».
– Куда же они могли исчезнуть, или улететь, среди ночи? – спросил сам себя вслух Фёдор Степанович.
– Я видел, – ответил Борзову незнакомый голос.
Борзов оглянулся. В двух шагах от него, пошатываясь, стаял обросший деревенский мужик.
– Я видел, – снова сказал мужик и многозначительно потряс указательным пальцем, чуть не стукнув себя по носу.
– Ты кто? – поинтересовался Борзов.
– Я? – переспросил мужик.
– Да, ты, – уточнил сыщик.
– Агроном я, Митрофаныч, – сообщил незнакомец.
– И что ты видел?
– Ха! – попытался усмехнуться Митрофаныч, кособочась и разводя руками. – Я бы вспомнил, если бы опохмелился! А так – не могу!
Борзов понял, что пьяница клянчит на выпивку. Достал из кармана трёшку. Повертел перед глазами Митрофаныча.
– Столько хватит?
– Давай! – загорелся агроном, протягивая трясущуюся руку. – Я сейчас сбегаю... Опохмелюсь, и тут же всё вспомню!..
– Нет. Так не пойдёт, – покачал головой Борзов. – Сначала скажешь, потом получишь.
Митрофаныч засомневался. Фёдор Степанович улыбнулся, по-дружески подмигнул.
– Эх, была не была! Вижу я, человек ты добрый! – махнув рукой, расплылся Митрофаныч. – Возьму, и вспомню!
Голова Митрофаныча соображала плохо. Вернее сказать, совсем не соображала. Шаря затуманенными глазами по сторонам, Митрофаныч стал ходить взад–вперёд. Остановился. Задумался. Потом сделал вид, что вспомнил.
– Точно! Так всё и было! – выпалил, наконец, агроном. – Я, значит, здесь стоял, а тут вот дерево лежало… Не... Наоборот!.. Я лежал, а дерево стояло. Она, вон, и сейчас тут… Яблоня...
– Дальше, дальше! – поторопил Борзов, теребя в руке трёшку.
– Смотрю, – продолжил агроном, замешкавшись. – Две тени... Медленно крадутся... (тут Митрофаныч провёл пальцем вдоль по территории, показывая где именно шли две тени, и изобразил их походку, пройдясь пару метров).
– Дальше! – подтолкнул Борзов.
– Я притих. Лежу и не дышу. Наблюдаю, значит…
– Что потом? – сыщику не терпелось броситься в погоню.
– А вот тут (Митрофаныч ткнул пальцем себе под ноги) они исчезли! Как сквозь Землю ушли!
– Ага… А потом?
– Потом прямо тут в огороде загремел гром и засверкала молния!
– Молния? – переспросил Борзов.
– Вот те крест! – наспех перекрестился Митрофаныч. – Я чуть в штаны не навалил!..
– Охотно верю, – посочувствовал бывший детектив, с отвращением посмотрев на жалкого рассказчика.
– Но трусом я никогда не был! – соврал агроном. – Поэтому удирать не стал. Сижу и думаю про себя, будь что будет! Досмотрю это безобразие до конца. И всё тут!
– Похвально! – поддержал Борзов, насторожившись в предвкушении скорой развязки.
– Гром затих. Собаки перестали лаять. А молния сделалась как шар, будто застыла. Повисела немного вот тут, прямо надо мной, и медленно улетела в ту сторону.
И Митрофаныч показал, куда именно улетела молния.
– Точно туда? – уточнил сыщик.
– Точно! – заверил агроном.
– Смотри, – предупредил Борзов, погрозив пальцем. – Если напутал…
– Не напутал! – как отрезал Митрофаныч, с жадностью глядя на долгожданный магарыч в виде трёхрублёвой купюры. – Всё совершенно, определённо!.. Такое не забудешь!
Кивнув головой в знак одобрения, Борзов бодро зашагал к своей машине. По дороге он, будто машинально, засунул трёшку обратно в свой карман.
– Стой! – закричал Митрофаныч, кинувшись вдогонку. – Вознаграждение то?..
– А? – оглянулся сыщик.
– Обещал же, скажу – и сразу получу!
Чувство справедливости исказило лицо агронома.
Борзов остановился, посмотрел по сторонам.
– Ну, обежал, так получай! – сказал он и возблагодарил Митрофаныча хорошим апперкотом.
Закряхтев от боли, агроном согнулся в три погибели и рухнул. «Ворюга!» – закричала душа бывшего агронома, но произнести этот эпитет вслух он не осмелился.
Борзов выудил из кармана рваный, заклеенный лейкопластырем рубль и бросил его в физиономию Митрофаныча.
– Этого хватит, – самодовольно процедил сыщик и скрылся за калиткой.

53.

«Нужно искать такое место, где трава примята так же, как на том брошенном участке, – говорил сам себе Фёдор Борзов. – Две тени… Молния... Конечно, они могли улететь и среди ночи куда-нибудь очень далеко, но какой смысл? Зачем тогда они вообще сюда прилетали? Это вопрос...»
Борзов гнал машину вдоль полей, по узким изогнутым грунтовым дорогам в сторону, в которую указал деревенский пьянчужка. Нюх хорошей ищейки, заложенный в Борзове ещё с детства, никогда не подводил его. И сейчас он был уверен, неспроста изобретатель оказался в этих краях. И поэтому далеко улететь он не должен.
– Он где-то здесь. Я это носом чую, – пробубнил себе под нос сыщик и, съехав с дороги, остановил машину. – Главное не упустить момент!..
Достав из дипломата военный бинокль, сыщик вышел из «Москвича». Место было выбрано удачное. Пригорок. Деревья скрывают его и машину. Хороший обзор.
В окулярах бинокля вся окрестность была как на ладони.
Пастух гонит своё рогатое стадо. Рыбак сидит у водоёма. Из-за снопа свежескошенной травы выглядывают две пары чьих-то ног. Борзов криво усмехнулся. Ему некогда разглядывать подробности провинциального рассвета.
Вот какая-то деревенская бабка появилась на горизонте с ведром и тут же исчезла. Сыщик напряг все мышцы своего зрения: никаких признаков преграды, за которую могла бы спрятаться эта бабка с ведром! Чистое поле!
– Так-так, – процедил Борзов. – Трава примята по квадрату...
Лицо сыщика осветила довольная ухмылка.
Бросив бинокль обратно в дипломат, бывший частный детектив завёл машину и рванулся в сторону странного квадрата.

Напоив в последний раз перед отлётом свою дорогую бурёнку, Глафира Геннадиевна вошла в летающий дом и поставила ведро на место.
– Ну, теперь можно лететь, – подытожила она, усаживаясь на табурет.

План Борзова был прост до гениальности. Выражаясь менее тонко, можно сказать, что никакого плана у него вообще не было. Мысли в гениальном мозгу сыщика рождались на ходу, совершенно внепланово.
– Главное не упустить момент! – повторял себе Борзов, вдавливая педаль газа в полик.
«Москвич» рычал и нёсся по травяным зарослям и колдобинам давно не паханной земли к неминуемой встрече с неизвестностью.

Прохор Клюев стоял у пульта управления. «Итак, друзья! На старт, внимание...» – хотел уже произнести изобретатель, но в этот момент…
Сильный удар сотряс вдруг всё строение летающего дома!
Залаяв, Бим выскочил из-под кровати. Табуретка покачнулась и баба Глаша чуть не упала. Елена метнулась к маме, чтобы поддержать её за руку.
– Ой, моя корова! – сразу напугалась она за бурёнку.
«Пятнистый негр», установивший на рогатое животное радиопередатчик, поспешил заверить, что сигнал поступает нормальный.
Ни на что не обращая внимания, секретарша Зина продолжала готовить завтрак.
– Что стряслось? – услышала Елена обеспокоенный голос мужа. – Мы потерпели крушение не успев взлететь?
– Нет, – ответил озадаченный голос Клюева. – Это что-то снаружи.
Не дожидаясь разрешения «старшего по званию», Ромашкин выбежал из дома.
– Зина придержи Бима, – попросил Клюев и последовал за Мишей.
Не внимая «пятнистому негру», беспокоясь за корову, Глафира Геннадиевна вышла из дома тоже. Беспокоясь за маму, не заставила себя долго ждать и Елена. Синх не мог не проявить любопытства.
– Я с вами, друзья! – мужественно произнёс инопланетянин, оставляя Зину за старшую.
– Мать честная! – раздался первым недовольный возглас Ромашкина. – Этого ещё нам не хватало!
Миша стоял, разведя руки, качая головой из стороны в сторону. Путешественники подошли ближе, узрели жуткую картину и хором ахнули.
– Да уж, этого нам только не доставало, – медленно произнёс Клюев, глядя на врезавшийся в невидимую стену летающего дома автомобиль марки «Москвич».
Морда машины превратилась в гармошку. Из-под открывшегося капота валил пар. Радиатор превратился в лепёшку, а мотор пофыркивал, испуская последние вздохи.
– Она не взорвётся? – спросила Елена дрожащим голосом.
– Не должна, – успокоил Клюев, оглядывая машину.
– А где же водитель? – спросила баба Глаша.
– Действительно! – опомнился Ромашкин, заглядывая в салон. – Водитель то где?
Посмотрев по сторонам, все поняли, что водитель разбитого «Москвича» исчез.

На счастье бабы Глаши, её бурёнка паслась с другой стороны дома и не пострадала. Но, когда бедное рогатое животное увидело сквозь «прозрачную» стену летающего дома, что на неё несётся жуткий зверь под названием «Москвич», она ужасно перепугалась. Стараясь укрыться от этого страшного «зверя», корова отбежала от дома на всю длину верёвки, натянув её при этом, как струну.


54.

«Москвич» рычал… Площадка поля с примятой по квадрату травой, была уже очень близко. В последнюю секунду, оставшуюся до столкновения с невидимым объектом, Борзов открыл дверь машины, выбросил свой дипломат и выскочил сам в высокую луговую траву.
Удар машины о невидимую преграду сильно обрадовал закоренелого сыщика.
«Феерично получилось!» – подумал Борзов, прячась в самую гущу травы.
Доставать из дипломата бинокль сыщику больше не потребовалось: всё было хорошо видно и так.
Вот, невдалеке от того места куда врезалась машина, прямо на фоне родного глазу сельского пейзажа образовалось тёмное прямоугольное пятно.
«Ага-а, – смекнул сыщик. – Дверь!»
Из тёмного пятна появился человек в цветастой импортной рубашке. Фотографическая память сыщика без особых усилий угадала в человеке того самого незадачливого «ассистента» изобретателя, который свалился на катер Васи. За ним вышел худощавый молодой человек с взлохмаченной шевелюрой. Взгляд его был умён и серьёзен. Следом шла бабулька, которую чуть раньше, в окулярах бинокля имел честь лицезреть сыщик Борзов. За ней молодая женщина с испуганным выражением лица и совершенно непонятный субъект, похожий на смесь африканца и китайца.
«И кто из них главный? – спросил сам себя Борзов. – Уж не этот ли чёрно-жёлтый старичок?»
Но размышлять было некогда.
Пока честная компания вздыхала и охала глядя на останки «Москвича», а потом искала пропавшего водителя, детектив Борзов незаметно прополз сквозь траву к самой двери неизвестного ему объекта, достал из своего дипломата пистолет, противогаз, который тут же надел на голову, и какой-то небольшой баллончик, и проник в темноту прямоугольного отверстия.
Даже самые необыкновенные ожидания сыщика Борзова, не смогли бы удивить его больше, чем то, что он увидел. Внутри «загадочного помещения» оказалась обыкновенная деревенская комната, заваленная всякой хозяйственной и прочей непримечательной утварью. В самом углу, возле железной кровати стояла высоченная, но ужасно худющая деваха, которая крепко держала за поводок лохматого, похожего на маленького медвежонка, чёрно-рыжего пса.
Деваха смотрела на противогаз с безразличным выражением лица. Пёс лежал смирно. Заметив человека с резиновой головой, хоботом и стеклянными глазами, злобно зарычал.
Не дожидаясь, когда странная худая особа отпустит собачий поводок, давая волю псу, Фёдор Борзов направил на неё дуло пистолета.
– Сиди тихо! А то получишь пулю в лоб! – приказал сыщик негромким голосом. – И собаку не отпускай. Пристрелю!
Зина и не собиралась отпускать Бима, ведь такого приказа не было, ни от Прохора, ни от Синха. Фразы «пулю в лоб» и «пристрелю» вообще ни о чём её не говорили.
– Хотите чаю? – предложила Зина, улыбаясь.
– Нет, – отрезал сыщик.
Вежливость секретарши не знала границ.
– Может быть, кофе? – продолжила она допрашивать незнакомца.
– Спасибо, в следующий раз! – прорычал Борзов, решив, что девушка явно чокнутая.
Бим продолжал рычать и порывался залаять, но вырваться из стальной хватки секретарши он, к сожалению, не мог.
Спрятавшись за кухонный шкаф, Фёдор Борзов терпеливо ждал появления остальных обитателей этой странной, невидимой снаружи лачуги, на которую он возлагал большие надежды. Баллончик с усыпляющим газом сыщик держал наготове. «Кто же из них изобретатель?» – проскальзывал периодически вопрос в мозгу Борзова.
Честно признаться, бывший частный детектив пока ещё очень смутно предполагал, что он будет делать со свалившимся на него вдруг счастьем, в виде изобретателя и его сомнительных изобретений. Может ли он заставить этого чудака работать на себя? Или же продать его изобретения, вместе с ним самим, кому бы то ни было?
Бим рычал и лаял, но чокнутая особа настойчиво продолжала его держать, наблюдая за сыщиком с абсолютным спокойствием.

Водителя нигде не было.
– Как сквозь землю провалился! – покачала головой баба Глаша.
– Нужно улетать, пока на нас ещё кто-нибудь не наткнулся, как этот горе-водитель, – сказал Миша Ромашкин.
– Если он с перепугу успел так быстро убежать, то скоро может привести сюда целую толпу любопытных, – заключил изобретатель. – Тогда нам вообще будет очень трудно улететь отсюда. Придётся объяснять все эти странные обстоятельства (тут он показал на разбитый о невидимую стену «Москвич»). Немедленно улетаем!
– А как же быть с этой непонятной конструкцией? – поинтересовался Синх. – указывая на покорёженный автомобиль.
– Не беспокойся об этом, Синх! – махнув рукой, ответил Ромашкин. – Разберут на металлолом.

55.

«Не мешало бы усыпить эту чёртову псину первой, или вообще пристрелить! – злился про себя на лающую собаку Борзов. – Но это может вызвать ещё больше подозрений у остальных, чем её предательское тявканье... Дождусь, дождусь!.. А-га… Кажется топают!».
– Ну, что ты так надрываешься, Бим?! Не до тебя сейчас! – услышал сыщик чей-то недовольный голос.
Следом раздался звук громко захлопывающейся двери.
«Пора!» – шепнул себе Борзов и, выскочив из своего укрытия, нажал на спусковую кнопку газового баллона.
– Прохор Петрович, к нам гости! – успела вежливо произнести секретарша Синха.
Усыпляющий газ моментально заполнил всю комнату. Одного–двух вдохов хватило всем обитателям летающего дома, не считая Зины, чтобы отключиться.
Послышалось жалобное мяуканье и тут же какой-то грохот. Даже кот бабы Глаши, Васька, находящийся на чердаке, вырубился и свалился вниз, пересчитав несколько ступенек.
Теперь дело было за малым: крепко связать всех присутствующих и решить, что же делать дальше.
Но чокнутая худая деваха продолжала стоять, как вкопанная, даже не шатаясь. Только её выпученные глаза как-то странно заморгали. Она явно не понимала происходящего.
«Чёрт возьми! Что ещё такое? – выругался мысленно Борзов. – Почему эта дура не падает?!»
Направив баллончик прямо в нос моргающей девахе, Фёдор Степанович выпустил из него повышенную дозу газа, которая, казалось, могла бы свалить и слона.
Никакого эффекта!
Тогда сыщик снова нажал на кнопку и выдавил из баллона всё, что в нём оставалось.
Густым туманом заволокло всю комнату.
Достав из-за пазухи заранее приготовленную верёвку, Фёдор Борзов начал связывать валяющихся на полу людей.
– Извините, но вы перешли за рамки дозволенного, – донеслось вдруг до Борзова из тумана.
Бывший детектив насторожился.
– Я вынуждена применить силу по отношению к вашей персоне, – продолжила Зина, подойдя к сыщику вплотную.
– Что?! – изумился Борзов, сквозь запотевшие стёкла противогаза взирая на непонятное существо. – Ко мне? Силу?!
В следующую секунду хрупкая рука чокнутой девахи схватила Фёдора Степановича за шиворот и подняла почти на целый метр над полом. От шока сыщик всплеснул руками и выронил пистолет. Зина, конечно, могла поднять его и выше, но, к сожалению, потолок помешал ей сделать это. Кряхтя и бултыхая ногами в воздухе, сыщик пытался дотянуться до головы чокнутой, чтобы оторвать её своими сильными мужскими руками. Вот его пальцы, наконец-то, вцепились в волосы безумной особы. Борзов, что было мочи, рванул! и... вскрикнул от неожиданности! В руках у него был парик, а гладкая, совершенно лысая голова девахи сияла леденящим душу металлическим блеском.
«Мама родная! Это не человек!» – молниеносно пронеслось в мозгу у Фёдора Степановича.
– Кто ты... вы... такая? – прохрипел Борзов сдавленным горлом.
Зине, как честному роботу, скрывать было нечего.
– Я – Зина – здравомыслящий инерционный навигационный агрегат, – монотонно сообщила она информацию, заложенную в её мозг Синхом, специально подготовленную для знакомства с теми, кто желает с ней познакомиться. – А Вы кто такой?
– А я, похоже, уже не здраво… мыслящий, – тяжело выдохнул сыщик.
«Этот робот в два счёта может пережать мне сонную артерию, – с тоской подумалось Борзову. – И тогда мне каюк! Наверное и Сухарев, добравшись до изобретателя, так же кончил свой век... Оттого и остались мы с Васей одни на острове, без своего доброго попечителя… Бедный Сидор Сергеевич!»
Горькая слеза поползла по гладко выбритой щеке бывшего частного детектива, но осталась незамеченной из-за сковавшего его лицо в своих резиновых объятиях противогаза.

56.

Аккуратно поместив сдёрнутый им с робота парик на прежнее место, сыщик Борзов приготовился к самому худшему.
– Нездравомыслящим агрегатам не место в порядочном обществе, – поучительно произнесла Зина. – Вас следует утилизировать.
– Не надо! – искренне взмолился Фёдор Степанович.
– Что Вы сделали с моими друзьями? – строго спросила секретарша Синха.
– Ничего плохого, – поспешил заверить сыщик. – Они просто спят. Откройте окна и дверь. Газ выветрится и они проснуться быстрее.
– Хорошо, – отозвалась Зина, опуская Борзова на пол. – Стойте здесь, а я открою окно и дверь. Когда мои друзья проснуться, они решат, что с Вами делать.
Зина действовала быстро. Окно распахнулось. Дверь открылась настежь.
«Стойте здесь! – передразнил робота мысленно Борзов. – Как бы ни так! Буду я ждать своей участи!»
Подняв с пола пистолет, Борзов выстрелил Зине в живот. Пуля отскочила, рикошетом врезалась в кухонный шкаф, послышался звон бьющейся посуды.
– Ух ты!.. Чёртова техника! – выразился сыщик, прыгая в открытое окно.
– Осторожнее, не наткнитесь на!.. – донёсся до него голос робота сзади. Но Фёдор Борзов слишком сильно торопился покинуть проклятый дом, поэтому не стал излишне напрягать слух.
А напрасно!
Стремительно убегая и срывая на ходу дурацкий противогаз, Борзов вдруг почувствовал, как его нога зацепилась за что-то упругое, словно за невидимый трос.
– Ёлки!.. – выкрикнул сыщик, падая навзничь.
Лицо его угодило во что-то мягкое, тёплое и неприятное на вкус. Едкий запах ударил в нос. Над самым ухом Фёдор Борзов ощутил чьё-то дыхание и услышал чавканье.
– Что это ещё?.. – морщась и выплёвывая гадкую коричневую «кашу», пролепетал измученный сыщик.
– Му-у! – ответил ему чей-то бархатный баритон, донёсшийся из ниоткуда.
Обида на судьбу в сердце Фёдора Степановича достигла окончательных пределов. Боевое настроение было вдребезги разбито. Еле-еле поднявшись на ноги, Борзов поковылял через поле в неизвестном направлении. Костюм его был грязен и порван. Волосы взлохмачены. Руки и лицо вымазаны чем-то неприятным. И, вообще, весь его вид был крайне печален.

57.

– Дзинь-дон! Дзинь-дон! Просыпайтесь, друзья! – взяв на себя роль будильника, звенела во всеуслышание Зина. – Дзинь-дон! Просыпайтесь! Нам пора лететь!
Но никто не просыпался.
Замерив у всех лежащих без движения (даже у кота Васьки) пульс и проанализировав услышанные сигналы, секретарша Синха сделала вывод, что её добрые друзья проспят ещё очень долго. Нужно было действовать!
«Что же делать?» – перебирала мысли в своём идеальном сознании Зина.
– Как сказал бы твой дорогой начальник, – заявил самому себе вслух искусственный интеллект робота-секретарши голосом Синха. – Зина, пришло время принимать ответственные решения! Теперь всё зависит только от тебя!
Она подошла к пульту управления летающим домом.
– На этот раз я не подведу! – пообещала Зина воображаемому начальнику и опустила руку на стартовую кнопку.
Сдёрнувшись с места, летающий дом стал медленно подниматься над землёй.
– Му-у?! – донёсся до слуха секретарши вопросительный возглас из-за окна.
– Му-у! – ответила Зина голосу бурёнки, на чистокровном коровьем наречие, имея ввиду следующее: «Не пугайся, рогатая невидимка! Поверь, тебе не будет скучно в полёте! Ведь мы полетим над океаном!»
Зина включила полную концентрацию своего внимания. Привлекла к готовности всю систему своего мозгового центра. Полёт проходил ровно и плавно.
Корова бабы Глаши поначалу сильно переживала по поводу отсутствия почвы под ногами. Присмотревшись же пристальнее, она не увидела ни только почвы, но и собственных ног. Хвост, по неизвестным причинам, тоже испарился... «Тогда понятно, – успокаиваясь, мысленно промычала себе бурёнка. – Я сплю. И мне всё это просто снится».

Первым проснулся кот. Был уже вечер. Шатаясь, как пьяный, Васька подошёл к двери, стал мяукать – проситься на двор. Услышав мяуканье, Бим, спросонья, пару раз тявкнул, но встать и погнаться за ненавистным животным ему было лень.
– Иду, иду, окаянный, – пробормотала Глафира Геннадиевна по привычке и попыталась открыть глаза.
– Здравствуйте! – обрадовалась первым пробуждённым уставшая уже от одиночества Зина. – Вы так долго спали! Как выспались?
– Мя-я-яу! – надрывался Васька.
Баба Глаша открыла глаза. Огляделась.
– Что ж это я на полу то?.. – сказала она, широко зевая. – И остальные тоже…
Васька встал на задние лапы и начал драть когтями дверь.
– Мя-я-яу!..
– Да иду я, иду-у! – повторила баба Глаша, поднимаясь.
Увидев, что старушка приближается к двери, чтобы открыть её и выпустить кота Ваську погулять, Зина преградила ей дорогу.
– Извините, – сказала робот-секретарша. – Но дверь открывать нельзя!
– Почему нельзя? – поинтересовалась Глафира Геннадиевна, не понимая.
– Потому что мы летим над океаном, – вразумительно ответила Зина.
– Как летим?.. Уже?! – ужаснулась старушка.
– Да. Уже три часа и двадцать четыре минуты мы летим над атлантическим океаном, – уточнила «француженка».
– Мя-я-яу! – простонал бедный Васька, переминаясь с ноги на ногу.
– А как же?.. – хотела спросить старушка, указывая на кота, но замялась.
– Как же ему гулять? – переспросила находчивая Зина.
Баба Глаша кивнула.
– Для этих целей Прохор Петрович приспособил специальное устройство. И секретарша протянула бабе Глаше коробку, до середины наполненную рваной газетой.
– Да разве ж он поймёт! – покачав головой, вздохнула Глафира Геннадиевна. – Он у меня, хоть и старый, да не учёный…
Секретарша Зина нагнулась к Ваське и двумя пальцами, как тряпку, резко подняла его за шиворот. Открыв входную дверь, она на секунду высунула кота наружу. В дом, со свистом, ворвалась струя холодного воздуха.
– Мя-я-яу!!! – взмолился ошарашенный котяра.
– Теперь он поймёт, – сообщила секретарша бабе Глаше и посадила кота в коробку.
Второй раз Ваське объяснять не пришлось.

58.

Потирая глаза, Миша Ромашкин поднялся с пола и начал будить Прохора и Синха. Елена и Бим тоже проснулись. Головы у всех были тяжёлыми.
– Где этот мерзавец в противогазе? – спросил Михаил у секретарши Синха.
– Мерзавец в противогазе? – не понимая, переспросила Зина.
– Ну, да. Человек с резиновой головой, хоботом и стеклянными глазами, – уточнил Ромашкин.
– Этот человек вышел в окно и скрылся, после того, как я напомнила ему о правилах приличия, – констатировала секретарша.
– Представляю, как перепугался этот негодяй, увидев, что тебя невозможно усыпить! – усмехнулся Миша.
– У моей Зины есть явные преимущества перед всеми нами! – с гордостью заявил Синх.
– Это бесспорно, Синх! – подтвердил Ромашкин.
Прохор Клюев поднялся с пола. Немного пошатываясь, подошёл к секретарше Синха.
– Спасибо Вам большое, Зина! – искренне произнёс изобретатель, крепко пожав Зине руку. – Если бы не Вы, нам всем пришлось бы очень худо.
– Ну, что Вы, Прохор Петрович, – засмущалась секретарша. – Любой уважающий себя здравомыслящий-инерционно-навигационный агрегат на моём месте поступил бы также.
– Не скромничай, Зина! – присоединился к Прохору Ромашкин. – Ты молодец!

– Но… Друзья мои, – опомнился Прохор. – Нам пора лететь! Пока ещё что-нибудь не стряслось.
– Прохор Петрович, – поспешила сообщить робот-секретарша, – Прошу Вас простить меня за мою инициативу, но дело в том, что... мы уже и так летим.
– Как летим? – удивлённо переспросил Прохор.
– Хорошо летим! – сказал Синх, выглядывая в окно.
Секретарша Синха зарделась, потупила взор, надула губы и выглядела как провинившаяся девочка.
– В отсутствие командира экипажа, в дееспособном состоянии, – пробубнила она, наконец, осмелившись. –Мною было принято ответственно решение продолжить намеченный полёт. Погода благоприятствовала...
– Это прекрасно, Зина! – пропел Прохор. – Это просто прекрасно!
Подойдя к пульту управления летающим домом, Клюев внимательно изучил показатели индикаторов на приборной панели. Посмотрел на компас. Сверил курс по карте. Всё в полном порядке.
– Мама, как ты себя чувствуешь? – спросила Елена у Глафиры Геннадиевны.
– Я то ничего, дочка, – ответила, вздохнув, баба Глаша. – А вот, как там моя корова? Хотелось бы знать. Кормить же, поить, доить её, милую, надо!
– Да, поужинать бы всем не помешало, – согласился Ромашкин.
– Ужин готов, – произнесла Зина. – Прошу к столу!
– А корову мы сейчас проверим! Не переживайте! – успокоил тёщу Миша.

Втащить бурёнку в дом было не так то просто. Надетый на неё невидимый «костюм» не позволял распознать где у рогатого животного находятся рога, хвост и всё остальное. Да и опасность, вывалиться из летающего дома наружу, тоже играла немаловажную роль.
Ветер врывался в дом со свистом.
– Осторожнее, Миша! – просила Елена.
– Му-у! – рыдала корова.
– Сейчас, сейчас!.. Ещё немножко, – уверял Ромашкин.
Наконец, дверь за коровой захлопнулась и все стали дружно раздевать бедную озябшую бурёнку.
– Замёрзла, милая? – спрашивала баба Глаша.
– Му-у! – отвечала корова, подтверждая слова старушки.
– На-ка, покушай!
И Глафира Геннадиевна давала корове сена и воды.
– Околеет бедная скотина, – шепнул Ромашкин Прохору. – Надо бы нарядить её потеплее.
– Да, надо упаковать её в тёплые одеяла, – кивнул Прохор. – Солнечный свет от неё не отражается, но и не греет. При этом мы её не видим, а вселенский холод видит. Зина набрала слишком большую высоту. Поднимись наш летающий дом ещё немного выше, от бедной бурёнки вообще бы ничего не осталось. Погибла бы от холода и недостатка кислорода.
– О чём вы тут шепчетесь? – поинтересовалась Елена, встряв в разговор мужчин.
– Да вот, обсуждаем, – с важным видом сообщил жене Михаил.
– Что обсуждаете? – насторожилась Елена, предвкушая неприятные новости.
– Даже не знаю, как сказать! – тяжело вздохнул Ромашкин. Брови его нахмурились. Елена сосредоточилась ещё сильнее. – Вот думаем, кто из вас лучше готовит – ты или Зина?!
Миша и Прохор рассмеялись. Обстановка разрядилась.
– Фу-х! – выдохнула Елена. – Да ну тебя! Напугал прямо!
– Ужин готов. Прошу к столу! – повторила Зина.
– Вот сейчас мы и узнаем, кто лучше готовит! – буркнула бывшая продавщица в ухо своему смеющемуся мужу.

59.

Банановый магнат нервничал всё сильнее и сильнее. Его сын, Прохор, вместе со всеми своими друзьями и мамой Елены, Глафирой Геннадиевной, должны были возвратиться на остров ещё несколько дней назад.
– Не переживай так, Петенька! – успокаивала Петра Даниловича любящая супруга. – Ты же сам всегда говорил, что не нужно допускать дурных мыслей!
– Я и не допускаю! – обманывал себя банановый магнат. – И, вообще, с чего ты взяла, что я волнуюсь по поводу полёта нашего сына?
Пётр Данилович бросил на стол бессмысленно терзаемую его руками газету и повернулся к жене.
– Разве я сказала, что ты волнуешься по поводу полёта нашего сына? – удивилась женщина.
– А разве нет? – удивился профессор.
– Я имела ввиду совсем другое, – сообщила жена профессора. – Связанное с твоими последними опытами в сфере борьбы с дегенерацией на межклеточном уровне.
– Да, конечно, – замешкался профессор. – Борьба с дегенерацией… Извини, дорогая!.. Я немного задумался.
– Нет, это ты меня извини, Петенька. Я отвлекла тебя… Ты думал о нашем сыне... А мысль о сыне – это главная мысль для любящего отца.
– Я думал о жизни, милая, – сказал Пётр Данилович. – Ведь наш сын, как и дети всего человечества, приемник этой жизни, этого мира, который создавали такие же приемники целыми эпохами.
Профессор снова погрузился в себя, но на этот раз, не забывая о присутствии жены, начал размышлять вслух.
– Наш сын, как и все мы, живёт в этом взбалмошном мире, наполняемом каждодневными событиями и трагедиями, как лужа дождевой водой и всеми другими осадками. Эта лужа то разрастается, то убывает... То замерзает, то усыхает... Кому-то она несёт радость, кому-то безумие, кому-то горе… Бесконечный круговорот... Как радости, так и беды рождаются благодаря мыслям. Мысль – истинный властитель этого мира! Мысль – источник всего! Но... Увы, даже самая мудрейшая, красивейшая мысль, может привести к самым плачевным несчастьям, возьмись за её исполнение неподготовленный разум. А в подготовленном разуме, напротив, даже неказистая мыслишка способна сотворить истинное чудо!
– Беда не в том, что люди хотят прогресса, – заметила жена профессора. – А в том, что стремление к прогрессу часто приводит к агрессии, Петенька.
Пётр Данилович снова поднял со стола замученную им газету и с ещё большим рвением начал теребить её в руках. Когда в голове его сформировались новые мысли он продолжил:
– Человечество практически не умеет поддерживать микроклимат между народами. С одной стороны, в этом виноваты народные власти, а с другой – укрепившееся в сознании большинства мировоззрение. Если бы меньше культивировались приоритеты, так называемой благо-составляющей обеспеченности общества, и пропагандировались гуманные понятия, к власти не рвались бы только затем, чтобы обеспечить своё личное благосостояние, не задумываясь о микроклимате всего человеческого общества. Именно человеческие понятия, или вернее было бы сказать – недопонимания, искажающие мироощущение, главные виновники в вечной неблагонадёжности мира. Слишком прочно сидят стереотипные умопомрачения (трудно подобрать более подходящее слово) на передаваемой из поколения в поколение «эстафете».
– Думаю, Петенька, в этом виноваты писатели, сценаристы и журналисты. Именно они прививают людям плохое мировоззрение, – поддержала жена профессора.
– Да уж… – согласился Пётр Данилович, окончательно скомкав газету в руках. – Возьмём для примера чуть ли не любую книгу, фильм, сказку... Что мы наблюдаем в конце концов? Из глубины веков, чуть ли не любая форма творческой мысли, передаваемая из поколения в поколение человеком человеку, имеет сопернический, конфликтный характер. Чтобы ярче показать добродетельного героя, автор того или иного произведения вынуждает себя, уподобляясь своим предшественникам – творцам остросюжетного чтива, сопоставить ему злобного врага – антагониста. Удивительно ли, что за столь долгую практику подобного мировоззрения в мозгу человеческом укоренилась мысль, что увлекательность сюжета (а в данном случае, сюжета самой жизни) напрямую связана с борьбой, противостоянием добра и зла, и другой расклад невозможен!
– А ведь рождается человек чистым, – вздохнула жена профессора. – С сознанием не загрязнённым жуткими мыслями. А потом впитывает, как губка…
От слов жены в мозгу профессора сразу нарисовалась картина: родился человек, сделал первый шаг, построил первый бумажный кораблик...
Глядя на эту картину Пётр Данилович продолжил говорить:
– Какое ощущение он испытывает? Чувство своей сопричастности к величию этого мира. Восторг! Он счастлив от своих первых побед. Он понимает, что не беспомощен и способен творить! Вот его первый бумажный кораблик! Вот летающий змей!.. Куда с годами девается этот восторг от маленьких побед над своей беспомощностью? Зачем потом ему становится нужно стараться сделать беспомощными других, чтобы доказать себе своё превосходство над ними?
– Не знаю, Петенька, – откровенно пожала плечами милая женщина. – Хорошо, что наш сын не такой. Он мудрый, как и его отец.
– Мудрости научила меня ты, – признался профессор, выбросив газету в урну и нежно обняв жену.

60.

Алайа стояла на восточном берегу острова и вглядывалась в неизвестную ей глубокую даль. Белая косынка укрывала синие локоны инопланетянки от солнечных лучей. Причудливые облака проплывали над её головой. Свежий бриз ласкал своей утренней прохладой. Но на душе Алайи было беспокойно. Где-то там, за этой глубокой далью, находился сейчас её любимый человек – Прохор Клюев.
«Наверное мне передалось волнение этой чудной планеты, – думала жена изобретателя. – Сам воздух пропитан здесь волнением. Волнуется ветер, деревья, вода. Даже сама земля волнуется. Это чувствуется. Там, в её глубине, кто-то постоянно вздыхает!.. Теперь и я начала волноваться. А ведь жителям Дивии, это не свойственно!»
Маленький Филемон бултыхался в океане. Нырял и долго оставался под водой. Дети Ромашкиных, играя с пингвинами и дельфином, весело хохотали.
– Не заплывайте очень глубоко! – предупреждала всякий раз Алайа, когда ей казалось, что человеческие отпрыски слишком заигрались. Она помнила, что ей рассказывал Прохор – люди не умеют долго жить под водой!
– Му-у! – донёсся вдруг до слуха Алайи незнакомый звук откуда-то сверху.
Инопланетянка посмотрела на небо. Облака молчали.
– Му-у! – ещё громче протрубило нечто невидимое, совсем уже близко.
Звук этот был таким настойчивым и радостным, что детвора тоже услышала его. Выбравшись из воды, дети подбежали к Алайе.
– Что это, тётя Алайа? – спросил старший сын Ромашкиных.
– Не знаю, Сашенька, – улыбнулась инопланетянка. – Что-то забавное!
– Может быть это Пётр Данилович опять проводит свои испытания? – предположил Филемон.
– Му-у! – отрицательно ответил чей-то неведомый голос.
Вслед за этим раздался негромкий скрип.
Прямо на небесной синеве образовалось тёмное отверстие и из него выглянула чёрно-жёлтая голова улыбающегося Синха.
– Привет, земляки! – закричал Синх, широко улыбаясь.
Увидев Синха, Алайа радостно вскрикнула, сняла косынку и стала махать её Синху. Дети подхватили её крик, забегали, заулюлюкали, засмеялись.
Тут же на фоне небесного отверстия показалась ещё одна голова.
– Здравствуйте, мои хорошие! – услышали детишки весёлый и такой родной голос мамы. – Солнышки мои ненаглядные! Как же я по вам соскучилась!
– Мама! Мама! – закричали дети, протягивая руки к удивительному небесному видению.
Летающий дом медленно опускался на землю. Дверь его открылась. На невидимом пороге, будто какой-то факир повисший в воздухе, показался Миша Ромашкин.
– Осторожнее! – предупредил он детей. – Ближе не подходите! Тут корова!.. Рогатая!
Дети остановились, недоуменно вглядываясь в пустоту и не видя никакой, ни рогатой, ни безрогой коровы.
– Корова невидимая! – пояснил Прохор Клюев, выглянув из-за спины Ромашкина.
Сообщение Прохора удивления у детей не вызвало. С самого рождения, живя на острове бананового магната, они успели повидать уже столько всего интересного и необычного (что казалось им вполне обычным), что ничему не удивлялись.
Пролетающий мимо попугай Ара, услышав незнакомое словосочетание, перестал кричать своё привычное «Катастрофа!» и начал кричать «Невидимая корова! Невидимая кор-р-рова!»
Как только летающий дом коснулся земли, из него на зелёный берег выскочил Бим. Филемон увидел своего лохматого друга. Бим увидел Филемона. И они побежали, можно сказать полетели, навстречу друг к другу!
– Бим! Бим! – восклицал инопланетный мальчуган, обняв четвероногого друга.
«Филемон! Филемон!» – отвечал ему пёс мысленно, виляя хвостом и звонко лая.
Ромашкин ступил на землю. Обнаружив корову, он избавил её от невидимого наряда и отпустил пастись на зелёную травку. Елена вывела Глафиру Геннадиевну к детям. Смеясь и плача одновременно, баба Глаша спешила обнять ненаглядных внуков.
Прохор подошёл к Алайе. Её апельсиновая кожа, загоревшая на экваториальном солнце, была теперь ярко оранжевой. Лёгкая кружевная юбка, белая косынка и простые сандалии придавали инопланетной женщине некую земную домашность, но всё равно она оставалась по-неземному необыкновенно прекрасна.
– Вот мы и снова вместе, любимая, – прошептали улыбающиеся губы Прохора.
Алайа крепко обняла своего мужа и долго смотрела на него своими зелёными глазами. Её синие волосы нежно ласкали небритую щёку изобретателя.
– Эта планета научила меня скучать по тебе, – сообщила милая инопланетянка. – Я волновалась. Оказывается, это чувство делает любовь ещё сильнее.
– Ты самая прекрасная жена из всех существующих в галактике! – произнёс Прохор.

61.

Выйдя из летающего дома последней, робот-секретарша Зина остановилась рядом с Синхом. Некоторое время она наблюдала за «спектаклем», развернувшимся у неё перед глазами. За лепечущими детьми, обнимающими маму и бабушку. За Филимоном, прыгающим за Бимом. За Прохором и Алайей. Потом повернулась к Синху и сказала:
– Начальник, можно мне узнать, что все они делают?
– Конечно, можно, Зина, – ответил Синх. – Они радуются!
– Что такое «радуются»? – спросила Зина.
– Как бы тебе лучше объяснить, – задумался черно-жёлтый инопланетянин. – Радость – это такое ощущение, когда родные люди, которые долго не виделись, наконец-то снова встречаются. Понимаешь, внутри как-будто загорается маленький фонарик. Становится легко и уютно. Вот, например, когда ты решаешь какую-нибудь сложную задачу, а потом находишь ответ, тебе же становится легко и уютно?
Зина задумалась. Было видно, что в её мозгу ведётся адская работа. Глаза её мигали. Голова подёргивалась.
– Я должна серьёзно поговорить с Вами, – наконец, перестав моргать, произнесла Зина.
– Внимательно слушаю, – заверил Синх.
– Не здесь, – покачала головой секретарша. – Давайте вернёмся в дом.
– Хорошо, – согласился Синх, направляясь обратно к летающему дому.
Дойдя до середины комнаты, робот-секретарша остановилась, повернулась лицом к Синху и глаза её снова замигали.
– Зина! – воскликнул Синх. – Ты хотела сказать мне что-то важное!
Секретарша моргнула ещё несколько раз и посмотрела на своего хозяина каким-то странным взглядом.
– Я бы хотела стать матерью, – негромко, но очень внятно сообщила Зина. – И родить ребёнка.
Лицо Зины выражало полную уверенность, и говорило о том, что решение её хорошо обдуманное и непоколебимое.
– Зина! – вскричал ошарашенный Синх. – Что ты такое придумала?! Чтобы стать матерью ребёнка, нужно сначала… Сначала нужно обзавестись семьёй!.. Выйти замуж!.. Забеременеть!.. Ну, где ты видела семейного робота?.. да ещё беременного?! Зина!
Упав на пол, секретарша Синха горестно зарыдала. И любой, незнающий, что Зина, это – здравомыслящий-инерционно-навигационный аппарат, никогда бы не догадался, что так отчаянно рыдает не человек, а робот.
Синх мысленно уже ругал себя за свою агрессивность. «Жизнь на Земле оставляет свои отпечатки» – мелькнуло в его голове.
– Прости меня, дорогая, – сказал он тихим голосом, погладив Зину по парику. – Я обязательно что-нибудь придумаю.
Кот Васька, разбуженный криками Синха, выбрался из своего укрытия, находившегося в самом углу чердака. Раскрытая настежь дверь привлекла его внимание. За «страшной» дверью, от которой во время всего полёта он шарахался как от огня, не было видно никакого бесконечного неба с бесконечными тучами. Земля, благоухающая всеми красками живой растительности, простиралась перед кошачьим взором Васьки. Она звала, она манила!.. На волю! На волю!
Не отрывая взгляда от милого сердцу пейзажа, словно исстрадавшийся путник в мёртвой пустыне от оазиса, Васька пошёл навстречу этому сказочному миражу. Его мягкая рыжая лапа собралась уже ступить на шелковистую травку, но чья-то сильная рука подхватила его, как пушинку. Это была Зина.
«О, нет! – простонал мысленно кот и жалобно мяукнул. – Опять эта ужасная костлявая дама!.. Боже мой! Что ей от меня нужно?!»
Но на этот раз «ужасная дама» не стала трясти Ваську за шкирку. Не стала грозить ему неминуемой гибелью. Она бережно положила его на руку, как младенца, ласково обняла и, напевая ему колыбельную, вынесла из дома на простор природы.
О чём пела коту Зина, Синх разобрать не мог.
«Возможно, искусственный интеллект научился понимать язык животных! – подумалось восхищённому Синху. – А может, животные научились понимать роботов?!.. О, моё творение!.. Моя Зина!.. Как же ты изменилась за это время! Очеловечилась!»
Дойдя до той лужайки, на которой благополучно расположилась корова Глафиры Геннадиевны, секретарша Синха отпустила Ваську на волю.
– Вот вы и снова встретились! – сказала Зина коту и корове. – Радуйтесь! Вы родня!
Будто послушавшись робота-секретаршу, Васька стал чесать свою спину о бок лежащей на траве бурёнки. Повернув к нему морду, корова его лизнула.
– Ах, как хорошо, когда все радуются! – задумчиво произнесла Зина. – Но как же мне решить эту сложную задачу, чтобы стало легко и уютно?..

62.

– Невидимая корова! Кор-р-рова! – всё кричал и кричал попугай Ара. – Невидимая кор-р-рова!
– Что-что? – переспросил, прислушиваясь, Пётр Данилович.
– Мне послышалось, – ответила жена профессора. – Что попугай кричал про какую-то невидимую корову.
– Невидимая корова… Невидимый дом, – тут же начал строить ассоциации профессор. – Где есть невидимый дом, там может оказаться и невидимая корова!.. Идём скорее, дорогая!
– Куда?.. – не поняла жена.
– На восточный берег. Именно там любит по утрам прохлаждаться наш старый попугай.
– Но зачем нам туда идти?
– Встречать сына, дорогая! – воскликнул Пётр Данилович. – Невидимая корова прилетела! Невидимая кор-р-рова!
Словно передразнивая попугая, профессор и банановый магнат в одном лице, картавя, стал напевать на ходу придумываемую им песенку о невидимой корове прилетевшей издалёка.
Накинув на себя праздничную накидку и надев модную шляпку, жена профессора поспешила за своим мужем. Пётр Данилович уже ждал её на первом этаже у выхода в сад.
– Надо бы отдать распоряжение о приготовлении праздничного стола, – вспомнила супруга профессора.
– Я уже распорядился, – ответствовал Пётр Данилович.
На банановом магнате красовался лёгкий красочный костюм, состоящий из удлинённых шорт, рубашки и фетровой шляпы. На ногах были парадные сланцы, белые в синих цветочках. Также на пёстрой льняной рубашке ярко блестели несколько значков разных научных обществ, медаль за вклад в процветание планеты Дивия и почётный орден высшей степени от «Главной Биологической Академии» Новой Гвинеи. На правом плече Петра Даниловича гордо восседал старый попугай Ара, который то и дело важно выговаривал понравившуюся ему фразу:
– Невидимая корова! Невидимая кор-р-рова!

Далеко на востоке полупьяный Митрофаныч печально рассказывал Шурику Ложкину о заезжем мерзавце, избившем и ограбившем его, бедного агронома. Бывший детектив Фёдор Борзов при этом начинал безудержно икать. Примета есть примета! Тем временем, где-то на западе, «обезглавленный» главарь банды Брайн Курва, просыпался в холодном поту. Мозг «злого гения» наотрез отказывался работать в преступном направлении! Ах, как печально было Сухареву, оттого, что из-за этого злосчастного изобретателя он так и не стал самым богатым в мире!

Да уж… Какие только мысли не лезут в голову, когда сидишь один, на обочине неоднократно пройденной тобою дороги, которая так никуда и не привела. С одной стороны это совсем даже неплохо – кто знает, куда могла она завести?! - а с другой... Сколько возможностей, сколько надежд казалось было впереди и могло бы осуществиться, но почему-то до сих пор так и не осуществилось!..

А на острове бананового магната полным ходом шло веселье. Сводный оркестр европейцев, азиатов и аборигенов заливался самой чудесной мелодией, какую только можно вообразить. Столы были накрыты праздничными угощениями так, что скатертей под ними не было видно! Люди, их домашние питомцы, пингвины, павианы, кенгуру и все остальные жители острова веселились на славу!

– Ну как тебе остров, мама? – спросила Елена, успев показать Глафире Геннадиевне её новый дом и остальные местные достопримечательности.
В доме было просторно и уютно. Корова мирно паслась за окном. Кот Васька мурлыкал на новом плетёном кресле, подаренном добрым мастером-туземцем.
– Хорошо, – одобрила баба Глаша. – Светло. Свежо. Много зелени, цветов, разных фруктов. И дом добротный!.. Жаль отец твой не дожил... Вот бы и ему полюбоваться этакой благодатью!..
– Да, – вздохнула Елена. – Папе бы тут понравилось! И с внучатами бы пообщался вдоволь на старости...
Обнявшись, обе женщины тихо заплакали. В этих слезах была и печаль об отце Елены, и радость встречи, и надежды на счастливое будущее детей и внуков.

Весь день Филемон провёл в компании лохмато-лопоухого друга Бима. Глядя на игры своего ребёнка с собакой, Алайа на сто процентов была уверена, что Филемон общается с Бимом телепатически. Их синхронные движения, жесты и взгляды постоянно говорили об этом. Инопланетный мальчуган прекрасно понимал земного пса, – ни с полуслова, а с полумысли! – а тот понимал его.
– Смотри, Прохор! Как интересно они прыгают друг за другом! А теперь кувыркаются! Ведь никто их этому не учил! – смеялась Алайа.
– Бим умный пёс, – улыбался в ответ изобретатель. – Он часто помогал нам в путешествии.
– Твой отец создал очень хорошую атмосферу на этой планете, – похвалила Алайа.
– К сожалению не на всей планете, а только на этом маленьком острове, – поправил Прохор.
– Да, на этом острове, – кивнула инопланетянка. – Здесь очень хорошо! Много-много добрых зверей и растений. Они хорошо понимают человека, а человек понимает их. Даже мы, – наш сын, я, Синх и Зина – существа, которые всю жизнь прожили на Дивии, чувствуем здесь счастье!
Прохор перевёл взгляд с Филемона и Бима на Синха. Инопланетный друг, вприпрыжку, плясал вместе с остальными плясунами под задорную песню одного из аборигенов. Зина стояла в стороне от всех, с отсутствующим видом, смотрела на детей Ромашкиных, кружащихся в хороводе с родителями вокруг бабушки и о чём-то думала.
– Глядя на Зину, я бы не сказал, что ей сейчас очень весело, – заметил Прохор.
– Странно это говорить, но мне кажется, что эта планета повлияла даже на неё, – произнесла Алайа, посмотрев на робота-секретаршу задумчиво.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Прохор, любуясь красотой жены.
– На Земле много волнения. Всё здесь взволновано. Вся природа. Небо, вода, земля, обитатели. Такое чувство, что это волнение передаётся даже неживой природе... Наша Зина, хотя она и робот, всегда была намного живее неживой природы. Синх – великий мастер!.. Так вот, я хочу сказать, что Зина явно взволнована, совсем как человек!
Изобретатель улыбнулся.
– Тебе кажутся смешными мои мысли? – спросила Алайа.
– Нет. Совсем нет! – поспешил заверить Прохор. – Я улыбаюсь, радуясь твоим глубоким умозаключениям. Как тонко ты подметила, что всё на Земле волнуется!

63.

Вечером, когда жена Петра Даниловича, вдоволь наговорившись с сыном, отправилась ко сну, Прохор остался наедине с отцом. Гости давно разошлись. Алайа повела Филемона домой: инопланетный мальчик уже привык к земному времени и ему нужно было в кроватку. Зина быстро помогла убрать пустую посуду со столов, пожелала Синху доброй ночи, а сама осталась в саду. Сидя на большом сером камне, она смотрела на проявляющиеся в темнеющем небе звёзды и звёзды благодарно отражались в её задумчивых глазах. Синх долго смотрел на Зину. Потом поднялся по ступенькам на веранду, где сидели, о чём-то тихо разговаривая, Прохор и Пётр Данилович.
– Не спится? – спросил Синха Пётр Данилович.
– Да-а, – протянул Синх. – Я думаю о моей Зине. Она очень сильно изменилась за время пребывания на Земле.
– Почему ты так решил, мой дорогой друг? – спросил Пётр Данилович.
– Она сказала мне, что хочет родить ребёнка! – воскликнул чёрно-жёлтый инопланетянин с таким забавным выражением лица, что не рассмеяться было просто невозможно. Но Прохор и Пётр Данилович сдержались.
– Но, друг мой, разве такое возможно, чтобы робот, даже такой замечательный, как Зина, мог родить ребёнка? – озадаченно произнёс Прохор.
– Я не знаю, что мне с этим делать, – горестно пробормотал Синх. – Поэтому мне и не спится. И поэтому я пришёл за советом к вам.
Прохор задумчиво посмотрел на своего отца.
– Не хотелось бы, конечно, делать прошлых ошибок, – сказал профессор-биолог. – Но я бы мог клонировать для Зины малыша из ДНК какого-нибудь, понравившегося ей существа. В крайнем случае, можно было бы попытаться создать клона из самой Зины…
– Ни в коем случае! – раздражённо перебил Синх. – Я не хочу никаких клонов! Простите, мой друг! Мне очень дорога моя Зина, в таком виде, в каком она имеется вот уже много-много лет.
- Послушайте! – воскликнул Прохор. – Меня осенила одна подходящая идея!..
Синх насторожился. Прохор продолжал:
- Уважаемый Синх, надеюсь, у тебя остались схемы сборки твоей секретарши?
- Я помню, как и где прикручен любой винтик в моей Зине! – поспешил похвастаться чёрно-жёлтый инопланетянин.
- В таком случае, было бы разумнее всего смастерить маленького робота, чем-то похожего на Зину. Но сделать это надо так, чтобы она ничего до положенного времени не узнала.
– Продолжай! – с интересом поторопил Синх.
– Потом, когда её ребёнок будет полностью готов, протестирован на работоспособность, и тому подобное, секретаршу Зину потребуется на время отключить и…
– Ага-а! – перебил догадливый инопланетянин. – Останется принести ей её отключенное дитя, и. подключив обоих одновременно, сообщить им о том, что они одна семья! Это гениально, голубчик! Профессор, согласитесь, это просто гениально!
– Разумеется, мой сын – гений, – подтвердил Пётр Данилович. – Но, увы, вами была упущена одна существенная деталь: Зина прекрасно соображает, её голова работает намного лучше любой человеческой (хотя, и по-своему), поэтому запудрить ей мозги у вас не получится. Что из этого следует?
Прохор и Синх, молча, внимали.
– Правильно! – ответил сам себе профессор. – Первым делом, её надо выдать за кого-то замуж. Да, конечно, Зина женщина-робот, но всё-таки, она сначала женщина, а уже потом – робот!
Синх поморщился.
– Послушайте, наимудрейшие мои учёные, если вы помните, нам когда-то подарили двух роботов на одной жидкой планете, которую я прозвал «Лимонадным шаром», – вступил в разговор Клюев-младший. – Они, правда, были раньше несколько глуповаты, на взгляд простого смертного, но сейчас-то, пожалуй, уже многому научились?! Так вот. Почему бы нам не устроить в ближайшее время, здесь на острове свадьбу роботов?!
Вопрос повис в воздухе. Синха перекосило. Было видно, что инопланетянин не горит жарким желанием выдавать Зину, ни за робота, ни за кого-либо ещё! Профессор задумался, стараясь припомнить, куда же он сплавил этих недотёп-роботов, привезённых на остров почти четыре года назад.
– Наш разговор похож на маразм, – выдавил из себя Синх, вяло улыбнувшись. – С одной стороны, Прохор, возможно ты и прав. Но… Я думаю, хватит на сегодня этих рассуждений, пока мы все не свихнулись! Я лично устал… И уже готов идти спать… Доброй ночи вам!
– Доброй ночи, Синх! – ответили Клюевы опечаленному инопланетянину.
Проводив задумчивым взглядом Синха, Пётр Данилович посмотрел на сына.
– Я, пожалуй, тоже пойду, – сказал Прохор. – Думаю, Алайа уже убаюкала нашего малыша. Спокойной ночи, папа!
– Спокойной ночи, сын! – пожелал профессор.
Высоко в небе, мерцая еле заметным светом, маленькая звёздочка одиноко взирала на мириады громадных звёзд. Профессор сидел в своём любимом плетёном кресле и о чём-то размышлял. Быть может, ему, в этой ночной тиши, нарушаемой только шёпотом волн и редкими криками пернатых жителей острова, каким-то неведомым способом передавались ощущения этой маленькой одинокой звёздочки? А может, это были ощущения испытываемые в эти часы роботом-секретаршей?
Наконец, усыплённый шёпотом волн, Пётр Данилович окончательно провалился в кресло и тихо захрапел.

64.

Утром Прохор пришёл к Синху, чтобы поведать инопланетянину о тех умозаключениях, которые зародились в его голове среди ночи.
Синх давно проснулся. Сидя со связкой бананов в руках он смотрел телевизор. На экране шёл какой-то американский фильм. В этот момент неизвестная девушка в наушниках ехала на поезде и мечтательно любовалась на проплывающий за окном вагона пейзаж.
– Послушай, Прохор, что это за провода торчат из ушей у этой молодой женщины? Она чем-нибудь болеет? – недоуменно спросил инопланетянин.
Посмотрев на экран телевизора, изобретатель улыбнулся.
– Нет, уважаемый Синх, это наушники...
– Ты говоришь загадками! – пристыдил Прохора Синх.
Он очистил ещё один банан и откусил сразу половину.
– Через наушники в уши людей переливаются разные звуки, ноты, мелодии. – постарался объяснить Клюев. – У нас это называется «слушать музыку».
– Какие глупости! – Синх поморщился. – Разве нельзя слушать музыку открыто? Зачем прятать то, что ты любишь слушать, в какие-то «наушники»? Пусть бы все слушали! Прекрасные звуки должны быть достоянием народа!
Клюеву не хотелось объяснять своему старому шароголовому другу, что люди любят слушать не только прекрасные звуки, поэтому он предпочёл согласиться с его мнением.
– А знаешь, зачем я пришёл? – начал он.
– Нет, не знаю! – вынужден был признаться Синх.
– У меня возникла одна интересная идея по поводу твоей Зины.
– О-о! – обрадовался инопланетянин. – Говори. Я буду внимательным.
– Я подумал, что было бы правильнее всего, раз уж ты не желаешь выдавать Зину замуж ни за какого робота, выдать её замуж за тебя, Синх!
– Что ты, голубчик! – воскликнул ошарашенный чёрно-жёлтый инопланетянин, заметно покраснев. – Ведь я уже такой старый!
– Синх! – взмолился Прохор. – Неужели ты всерьёз думаешь, что Зине важно сколько тебе лет?! Ведь она же всё-таки робот!
– Да, конечно, – замешкался Синх. – Но… Она, я думаю, достойна лучшей участи, чем быть женой такого… такого…
Синх никак не мог подобрать для себя подходящего эпитета.
– Такого славного парня, как создавший её учёный?! – подсказал изобретатель.
Синх засмущался.
– Да ты лучшая для неё партия! – воскликнул изобретатель вдохновенно. – Ты тот, кто любит её – своё создание – всей душой и всем сердцем! Тот, кто никогда не обидит её и не выведет из строя! Синх, даже не думай!.. Женись на ней сам!
Забегав из угла в угол по комнате, инопланетянин, со свойственной его математическому складу ума скоростью, кинулся высчитывать все «за» и «против». Через минуту – другую он остановился перед Прохором и выпалил:
– Я согласен!
– Прекрасно! – широко улыбнулся изобретатель. – Именно это ты и должен будешь сказать в ЗАГСе, который недавно достроили на этом острове. А сейчас пойдём и обрадуем Зину!

Ах, как чудесно, что на острове бананового магната уже успели построили ЗАГС, а очередь из брачующихся выстроиться ещё не успела!
В белой фате, как и положено настоящей невесте, выходящей замуж на планете Земля, робот-секретарша Зина шла под руку с чёрно-жёлтым инопланетянином Синхом! И казалось, не было на Земле до сей поры пары более несуразной! Он небольшого роста, шароголовый, чёрно-жёлтый. Она – длинная, как оглобля, бледная, к тому же робот. Одно это делало свадьбу весёлой и бесшабашной!
Держа фату невесты, дети Ромашкиных гордо топали вслед за новобрачными. Звучал марш Феликса Мендельсона! Всё тот же сводный оркестр европейцев, азиатов и папуасов играл так, что заслушались не только пингвины, но даже павианы!
– Согласен ли ты, Синх, взять в законные супруги свою секретаршу, Зину? – спросила старая индианка, исполняющая роль регистраторши ЗАГСа. – Быть с ней...
– Почему бы нет?! – воскликнул Синх, обрывая речь регистраторши и улыбаясь во всю ширь своего чёрно-жёлтого лица. – Мне нечего терять... Я ещё ни разу не был женат... Это может оказаться очень любопытным экспериментом!
– Ну, с женихом всё ясно, – пробормотала старая индианка и обратилась к невесте.
– А ты, Зина, согласна ли стать женой Синха?
Зина посмотрела на своего будущего мужа, так хорошо ей знакомого. Ни одной эмоции не промелькнуло на её бледном лице.
– Почему бы и нет?! – повторила она слова Синха. – Я хочу ребёнка. А сделать для меня хорошего послушного ребёнка мой начальник может, как никто другой! Потому что он очень хороший учёный!
Слова Зины встретили хором всеобщего одобрения. Смеясь и рукоплеща, островитяне подняли весёлый гвалт.
– Молодец, Француженка! – донёсся из толпы голос Глафиры Геннадиевны. – Приструнила негритосика!
Выходя из ЗАГСа, Синх прошептал на ухо Прохору:
– Я изучил церемонию свадьбы. На всех фотографиях, которые я успел посмотреть, жених выносит невесту из этого здания на руках.
– Но ты не сможешь поднять Зину! – шепнул Прохор. – Она весит полтонны!
– Поэтому мне очень обидно, – вздохнул Синх.
– Знаешь, – сказал вдруг изобретатель. – Ты теперь стал мужем. Это значит, в твоей жизни произошло великое чудо! Поверь в свои силы и всё получится! Возьми, и подними её!
Фотографы уже готовились запечатлеть незабываемый момент выхода новоиспечённой супружеской пары из ЗАГСа в новую жизнь! Синх обвёл всех присутствующих (а собрался почти весь остров) робким взглядом. Все с надеждой смотрели на чёрно-жёлтого инопланетянина. И он решился!
Прохор махнул рукой Ромашкину. Миша нажал кнопку на пульте. Заработал антигравитационный механизм...
Синх обхватил Зину худенькими руками и, вдруг, к всеобщему удивлению… Поднял как пушинку!
Защёлкали фотокамеры. Замелькали яркие фотовспышки. Лепестки роз! Радость! Смех! Брызги шампанского!
– Ура! – разнеслось над островом.
И началось бурное веселье, с романтичным названием «свадьба инопланетян»!

65.

Прошёл почти месяц.
Где-то далеко, на том или ином материке, уже начинали желтеть листья, улетать птицы, заливать землю дожди. Ещё дальше – снега и метели остужали дыхание природы своим холодным дыханием, а лесные волки печально завывали на луну...
На острове бананового магната стояла чудесная погода!
Пётр Данилович вместе с сыном трудился в лаборатории. Ставились биохимические опыты.
– Биомодуляция, – говорил профессор. – Требует повышенной точности! Чудеса, которые способна творить эта ускорительница прогресса, могут быть как великолепными, так и уродливыми.
Тут профессор усмехнулся, будто вспомнил нечто забавное.
– Представляешь, в России есть один наивный писателишка, чью книжонку я недавно, не дочитав, выбросил в мусорницу. Так вот, он написал целый антинаучный труд, не помню точного названия, – повесть о пожилом упитанном чудаке, летающем при помощи маленьких крылышек!
– Серьёзный труд? – поинтересовался Прохор.
– Да, куда уж серьёзнее! – снова усмехнулся профессор. – Причём, это ни какие-нибудь высокотехнологичные крылья, а самые беспомощные. Такие, как у бабочки!
Прохор задумался.
– Конечно, папа, – заметил он, подумав. – С точки зрения науки – это полный бред! Но вспомни про наших уханов? Они же как-то летают! Возможно, в случае с этим пожилым упитанным чудаком, такие крылышки, как у бабочки, и не имеют никакой важности при полёте, а служат лишь для отвода глаз, чтобы представить возможности антигравитации ни как достижение науки, а как волшебство!
– Хм, действительно! – задумчиво, хмыкнул Пётр Данилович. – А я и не подумал... Всё, что кажется существенным и несущественным в этом мире, кажется таким только за счёт сознания. То, или иное, может казаться тем, или иным, благодаря не определённой степени воздействия, а благодаря лишь степени восприятия. Казалось бы, одинаковые предметы, процессы и действия, в одних и тех же условиях и обстоятельствах, даже одними и теми же людьми, в зависимости от времени, места и настроения воспринимаются совсем не одинаково.
– То-то и оно, – согласился изобретатель. – Стоит лишь представить, что писатель замаскировал под чудо великое научное открытие, каким, например, является мой антигравитатор, всё сразу становится на свои места. Жаль, что ты выбросил эту книжонку, мне было бы интересно её почитать!
– Заниматься наукой – вот что главное в нашей жизни! – нравоучительно сказал профессор. – А маскировать достижения науки под чудо – это просто кощунство! Зачем же тогда, вообще, заниматься научной деятельностью? Наука должна принадлежать человечеству!
– Папа, – запротестовал Прохор. – Ты же сам столько раз утверждал, что научные разработки не терпят всенародного вмешательства! Разве не так?
– Так, – согласился профессор. – Но в книгах, на которые я, между прочим, трачу своё драгоценное время, не должно быть никаких лженаучных доводов и недомолвок!
Увлёкшись разговором, деятели науки совсем забыли о колбе поставленной на огонь. Жидкость испарилась. Колба лопнула, давая о себе знать своим последним «предсмертным» звоном.
– Ай-ай-ай! – развёл руками банановый магнат. – Придётся всё начинать сначала!
– Прости, папа, – вздохнул Прохор. – Я тебя отвлёк…
– Да что ты!.. Я сам виноват. Зачем мне было вспоминать про этого писателишку?!
Входить в лабораторию профессора было строго запрещено. Связь с внешним миром поддерживалась исключительно с помощью телефонного аппарата.
Раздался звонок. Пётр Данилович снял перчатки, поднял трубку.
– Петенька, – зазвучал из динамика голос жены профессора. – Извини, что отвлекаю… Но обед уже остывает.
– Дорогая, мы сейчас придём, – пообещал профессор.
Прохор отключил горелку. Убрал емкости с жидкостями в разные металлические шкафчики. Плотно закрыл дверцы.
Пётр Данилович снял с себя защитный халат. Аккуратно повесил на специальную вешалку резиновый фартук и нарукавники. Отключил электричество и открыл входную дверь.


Заключение.


– Дядя Миша, а можно мне взять вашего Бима с собой на Дивию? – с надеждой в голосе спросил Филемон у Ромашкина.
Отставив в сторону мотыгу, которой он обрабатывал картошку, Миша потёр руки, посмотрел на мальчика и улыбнулся.
– Я не против, – ответил хозяин собаки. – Хотя, конечно, мы будем по нему скучать. Но Биму с тобой намного веселее, чем со всеми нами. Поэтому, думаю, он и сам не будет против.
– А твой папа знает, что ты хочешь взять с собой собаку и сделать из неё космонавта? – отвлекаясь от кустов помидоры, шутливым тоном спросила Елена.
– Да, знает, – заверил мальчик. – И мой дедушка сказал, что если Бим полетит с нами, он даст ему специальную микстуру для животных, чтобы было легче бороться с турбулентностью и привыкать к необычным условиям.
– Ну, тогда, пусть летит! – поддержала мама Елены, выглянув из-за малины. – Моя корова летала – и ничего! Как профессор её осмотрел – удои на место встали! А собаке, вообще, бояться нечего. Какой с неё удой?!
– А у собаки и не должно быть удоев! – смеясь заявил Ромашкин. – Собака – это друг человека! У друга вымени нету! Оно только у подруги бывает!
– Ох, ну и пустомеля! – пожурила Мишу Елена, снова отвлекаясь от помидоры. – Ребёнка бы хоть постеснялся!
– Да он уже убежал, – махнул рукой Ромашкин. – Побежал делиться радостной новостью с родителями.
– Вот уж, большая радость, – проворчала баба Глаша. – Собаку с собой в космос тащить!
– А может и Вам, Глафира Геннадиевна, хотелось бы на другую планету слетать? – усмехнулся Миша.
– Ах ты, негодник, – погрозила маленьким кулачком Елена. – Не успел тёщу привезти, уже хочешь на другую планету сплавить?!
– Нет, что ты, Леночка! – дурачился Ромашкин, смеясь. – Я бы очень-очень по ней скучал!
Глафира Геннадиевна, довольная благоденствием царящим на острове, умилительно улыбалась.
– С тобой, зятёк, – сказала она задорно. – Хоть на край света!

Зина не знала, что такое свадебное путешествие. И узнавать не собиралась. Главной её задачей было поскорее обрести ребёнка, о котором можно будет постоянно заботится, а не рыться в поисках информации, касающейся всяких пустяков. В отличие от людей, роботы могут сильно заскучать, заржаветь, и даже выйти из строя, если их редко эксплуатируют. Зине нужна была цель, самая настоящая цель в её бесцельной жизни.
Синх заботился о создании схемы ребёнка-робота для Зины уже несколько дней. Да, он прекрасно помнил, как нужно строить роботов, но занятие это было очень скрупулёзное. Это вам не ребёнка родить, в конце то концов, когда Бог уже обо всём за вас позаботился! При создании настоящего робота требуется всё делать самому, тщательно обдумывая и старательно перенимая опыт Бога.
Прохор и Пётр Данилович помогали Синху дельными советами. Синх с пониманием выслушивал, но делать ему приходилось по-своему.
– Не обижайтесь, друзья, – говорил чёрно-жёлтый инопланетянин. – На Земле, к сожалению, трудно найти необходимое оборудование для создания точного подобия моей Зины. Математическая верность такого оборудования должна быть не просто идеальной, но абсолютной! Мы на своей планете давно занимаемся только самыми важными делами, поэтому наше производство безупречно с любой точки зрения. С давних времён дивияне учились получать удовольствие от разумных и добрых дел. Землянам это ещё предстоит пройти.
– Так и есть, мой дорогой друг Синх, – соглашался с инопланетянином профессор. – Всё, из чего состоит наш мир, является материей, или упорядоченным формированием микрочастиц в совокупности с биополярностью. Микрочастицы эти, имея между собой взаимосвязь, находятся в синхронном движении, обеспечивающим их живое состоянии и, следовательно, живое состояние созданной ими окружающей среды. На Земле немало научных центров и масштабных технических лабораторий. Увы, на моём острове имеется только малая часть достижений мировой науки. Для меня «строительным цехом», если можно так выразится, служат сами живые организмы. Сначала я испытываю свои разработки на малых формах жизни, практически лишённых нервной системы. Затем постепенно внедряюсь в более масштабные «цеха». И творю своё «строительство» внутри их герметичного пространства, на межклеточном уровне…

В один прекрасный день Синх сообщил:
– Завтра я дорисую схему. Осталось совсем немного. И тогда нужно будет улетать обратно на Дивию. Там я построю для Зины ребёнка-робота. И она будет счастлива!
– Всё верно, друг, – сказал профессор. – Счастье женщины превыше всего!
Но на душе профессора сразу похолодало от предстоящей в скором времени разлуки.

Вечером на веранде между отцом и сыном произошёл разговор.
– Послушай, Прохор, – сказал Пётр Данилович. – Может, вам не стоит лететь обратно на Дивию? Филемону здесь нравится, Алайе тоже. Синх прекрасно справится с летающей чашкой без вас. И Зина ему поможет.
Прохор посмотрел в самую глубину отцовских глаз и Пётр Данилович понял, что мысли его сына находятся где-то высоко-высоко, возможно даже где-то там, где находится сам Бог.
– Благодаря тебе, папа, и нашим полётам, благодаря Дивии, Алайе и, вообще, вселенской науке, я многому научился. А главное, я понял, что дом – это не только то место, где ты родился, хотя и оно конечно тоже, дом – это весь космический мир, вся территория нашей необъятной вселенной! При этом мои родные и мои друзья, и все, кто дорог мне, всегда со мной. Ты и мама, и Миша с Еленой, и даже Бим. Я чувствую ваше присутствие везде, где бы я не был.
– Ты истинный учёный–филалетянин*, мой дорогой мальчик, – гордо произнёс Пётр Данилович и с трепетной отцовской любовью обнял Прохора.
– Я – твой сын, папа, – ответил Прохор. – Сын самого мудрого профессора!

Молодая инопланетная женщина с апельсиновой кожей и синими волосами стояла на трапе, уходящем в летающую чашку, и махала рукой островитянам. Рядом с ней стояли её муж Прохор и сын Филемон. В руках Филемон держал поводок, к которому был пристёгнут ошейник Бима. Земной пёс впервые в своей собачьей жизни собирался покидать родную планету.
«Не знаю, что ждёт меня впереди, – думал Бим. – Но этот мальчишка уделяет мне столько внимания, что с ним нигде не соскучишься!»
Тут же стояли Синх и Зина. В глазах робота-секретарши отчётливо вырисовывалась надежда на скорое получение долгожданного чуда в виде ребёнка-робота.
«Интересно, какое имя придумает ребёнку Зина?» – размышлял Синх.
Островитяне, во главе со своим предводителем, профессором биологии и банановым магнатом в одном лице, провожали летающую чашку слезами на глазах и подбадривающими криками.
– Прилетайте ещё! Не забывайте нас! Привет инопланетянам!
– До свидания, мои родные, – шептала мама изобретателя и бабушка Филемона.
Миша Ромашкин стоял рядом с Петром Даниловичем.
– Они ещё вернуться! – уверенно сказал профессор Ромашкину. – И глазом не успеем моргнуть!
– Конечно! – ответил Миша в тон профессору. – Даже соскучиться не успеем!

А сводный оркестр европейцев, азиатов и папуасов всё играл и играл свою восхитительную симфонию.

КОНЕЦ

Декабрь 2017.

_______________________________________________________

СНОСКИ

* ФИЛАНТРОПИЯ ж. греч. человеколюбие, забота об улучшении участи человечества (словарь Даля).

* Ухан – существо обитающее на планете Дивия, обладающее сочетанием удивительных особенностей: умением летать без помощи крыльев и полным отсутствием интеллекта. (прим. автора).

* Brain Curve (англ.) Curve – Кривой, Brain – Мозг.
* You all right? (англ.) – У вас всё в порядке?
* All very good! (англ.) – Всё очень хорошо!
* I feel that you cleanse the bowel (англ.) – Я чувствую, что у вас освобождается кишечник.
* Go to the devil's mother! (англ.) – Идите к чёртовой матери!
* Good-bye, good woman! (англ.) – До свидания, добрая женщина!

* En France, il y a la riviere Lena (франц.) – Во Франции есть река Лена.

* Филалетеяне – (Греч.) Букв., "любящие истину"; имя это дано александрийским неоплатоникам, называемым также аналогистами и теософами. (См. "Ключ к Теософии", с. I, и дальше.) Эта школа была основана Аммонием Саккасом в начале третьего века, и просуществовала до пятого. К ней принадлежали величайшие философы и мудрецы того времени.